Ориентиры - стр. 34
Сдаюсь. Снова пропадаю, встречаясь с взглядом, в котором столько всего невысказанного таится. Пашка уверенно ведет меня к грани, я уже ни черта не понимаю и едва держусь. Он заботливо поднимает мою ногу и заводит на свое бедро, сжимает кожу почти до боли и срывается на дикий темп.
— Боже…
— Давай. Иначе я остановлюсь.
Я едва слышу. По телу поднимается теплая волна оргазма. Хватаю воздух, которого становится мало, фокусируюсь на лице Соколова, мужественном, красивом. Он усмехается и нарочно замедляется, подкрепляя действием свои слова.
— Нет, нет, пожалуйста, Паша, — я глажу его щеки, цепляюсь за плечо и подаюсь бедрами вперед. — Паша-а-а-а, да, да-а-а, — он возвращается к прежнему ритму и уже не противится нашей близости.
Обнимаю его, прижимая к себе крепко-крепко, будто приклеить хочу. Он утыкается в мою шею носом, кусает кожу и хрипло говорит:
— Моя, ты только моя, поняла? — слова добивают. Это уже не то что контрольный в голову — это бомба, срабатывающая моментально. Меня разрывает на части от сильного оргазма, который столпом колючих искр врезается в кожу. По щекам катятся слезы и, отойдя от сумасшедшей волны, я тихо всхлипываю, все еще подрагивая от пережитых ощущений.
Не от него я хотела услышать эти слова. Совсем не Пашка герой моего романа, но сейчас в сказанное хочется верить — глупо поддаться и часто-часто закивать, соглашаясь со всем. Мне больно. После взлета к удовольствию я с глухим ударом разлетаюсь в клочья, ударившись о землю.
— Прости, Алён, — он мажет губами по шее, — прости, что напугал, — кусает мочку уха и продолжает снова меня распалять. Я не знаю, как вообще способна выдерживать этот сумасшедший напор. Он собирает губами мои слезы, явно чувствуя себя причастным к мини-истерике. — Тише, тише, — целует лоб, уголки губ и снова опускается к ключицам. Руки его уже давно гладят, а не сжимают, тянут и давят. Он успокаивает меня после того, как сам вспылил. Невыносимо.
— Заткнись, Соколов, — в моей голове это звучало приказом, в сущности выходит мольба. — Просто помолчи, — в нашем молчании и так слишком много всего.
11. Глава 11
Пашка истолковывает мою просьбу замолчать по-своему — затыкает рот поцелуем. Не знаю, как он умудряется вкладывать в каждое столкновение губ столько эмоций, но меня разрывает на части. Нам обоим больно от безответной любви. Я для Соколова наркотик — только жизнь отравлю, подарив короткие мгновения эйфории.
— Отпусти, — это самая настоящая пытка. Я горю в его руках, без конца прокручивая мысли о другом. В утреннем свете все опять кажется ошибкой и безумием.