Ориентиры - стр. 35
— Нет, я же предупреждал, — усмехается горько, так что я морщусь, словно проглотила горелую карамель.
— Я не хочу, — нахожу в себе силы оттолкнуть его. Ноги еще ватные, колени подкашиваются, и я снова оказываюсь в плену сильных рук Соколова. Он закатывает глаза, но больше никак мою драматичность не комментирует. — Извини, — прошу простить то ли за свою неуклюжесть, то ли за то, что нужный ему ответ дать не могу.
Будь моя воля, я бы утонула в страдании и жалости к самой себе.
— Нормально все, — как всегда лаконичен. Он берет меня на руки и молча несет в комнату, усаживает на диван и сам падает рядом, вытягивая ноги и раскидывая руки в стороны. Я зачем-то рассматриваю его, словно никогда до этого не видела. Соколов впервые за все время нашего знакомства выглядит уязвимым. Он будто взял пару минут, чтобы отдышаться. Потом обязательно вернется к прежнему состоянию, а пока нужно отдохнуть.
— Я все еще считаю, что все, что произошло между нами, должно закончиться, — собираюсь с духом и произношу, когда Соколов ни о чем даже не догадывается.
— Зачем? Тебе было хорошо со мной, — стреляет правдой, и мое сердце отзывается, начиная стучать быстрее.
— Было. Но ты хочешь большего, а мне не нужно ничего. Забота, любовь, отношения — все это не про меня сейчас, Паш.
— Ты не знаешь, чего я хочу, — усмехается Соколов.
— И чего же ты хочешь? — поддаюсь на уловку.
— Всю тебя.
От слов по коже разбегаются мурашки, в груди болезненно тянет. Я должна радоваться, что нужна хотя бы одному человеку в этом мире, но меня парализует страх. Это слишком громко и слишком удушающе. Признание Пашки как затягивающаяся на шее удавка. Выбраться уже не получится, а умирать не хочется. Я знала о его симпатии давно, но сейчас слова звучат слишком сокровенно. Это даже сильнее, чем признание в любви. Мало кто желает человека со всеми его демонами. Они обычно неприглядные. Их принято прятать. Соколов же готов с ними подружиться.
— Ты не знаешь, на что подписываешься.
— Знаю, и очень хорошо, — он склоняет голову в мою сторону и смотрит на меня долго и пристально, скользит взглядом от кончиков пальцев на ногах к лицу. — Я видел тебя счастливой, усталой после моря работы, воодушевленной и веселой. Я видел, как сладко ты кончаешь подо мной, знаю, как ты грустишь и какие на вкус твои слезы. А еще знаю, что ты терпеть не можешь шоколад «Аленка», — улыбается Пашка, разряжая обстановку после своего душераздирающего признания, и я тихо посмеиваюсь. И правда же терпеть не могу.
— Ты опасный человек, Соколов, — наигранно ужасаюсь его откровению, хотя внутри и правда трясусь как лист на ноябрьском ветру. Это страшно — быть чьей-то одержимостью.