Размер шрифта
-
+

Охота на волков - стр. 72

Фамилию он имел такую, что на нее также никогда не обратишь внимания, самую распространенную в России – Иванов. Хотя говорят, что когда после войны Сталин разрешил гражданам менять имена и фамилии, те, кто имел фамилии, скажем так, не самые звучные, мигом превратились в Ивановых. Ивановых стало больше, чем кого бы то ни было: всюду в мелких забегаловках, в магазинах и часовых мастерских царили Ивановы, шлепали печати на квитанции, прятали под стойки товар, чтобы потом порадеть родному человечку, лихо щелкали на счетах, получая удовольствие от того, что человек уходил, пардон, объегоренным – сфера обслуживания и легкого заработка оказалась едва ли не целиком в руках Ивановых.

Но капитан принадлежал к другим Ивановым, фамилия его происходила из бог знает какого времени, из трудного семнадцатого века, где его предки пахали землю, выращивали хлеб и низко сгибали головы перед местными толстосумами.

Однокашник тогда признался: «Держим этого Иванова специально – на случай внедрения в какую-нибудь трудную банду».

«Неплохо бы капитана Иванова заполучить в наш город, на местные галушки и молодое вино, – начал соображать подполковник, морща лоб и легкими, едва ощущающимися движениями потирая щеку, – хотя бы на месяц, на полтора месяца… Но за полтора месяца мы вряд ли одолеем банду, слишком уж неведомая она для нас, верткая, жестокая, а на большее мне капитана вряд ли дадут». Головков с шипеньем затянулся воздухом, лицо у него перекосилось от горячей вспышки во рту, он шумно выдохнул.

– Что, опять зубы?

– Они самые.

– Дергай, не тяни кота за резинку, иначе боль тебя замучает… Чего молчишь?

– Думаю.

– Ага, Чапаев думает, – насмешливо проговорил Лысенко. – Итак, где должен быть командир во время атаки, проводимой его войском, – на сеновале или в подвале?

Глава восьмая

Москва осенью становится холодной, неприятной, гулкой, сплошь в мокрой налипи желтых и рыжих листьев, сорванных ветром и дождями с деревьев, на налипи часто оскользаются прохожие, листья эти бывают опаснее банановой кожуры, ноги разъезжаются, как на льду, с дырявого неба струится невесомая ознобная пысь, небо низкое, капли дождя обязательно попадают за воротник, как от них ни оберегайся. Ни поднятый воротник, ни зонт не спасают, жгучая холодная влага ползет под одеждой по спине, лавирует по теплому руслу, проложенному позвоночником, жжет, заставляет вздрагивать, дергаться.

И тогда охота бывает нырнуть в какую-нибудь теплую, пахнущую жареным мясом и дымом вкусных сигарет забегаловку, заказать горячую сардельку, вложенную в расщепленную пополам булочку, именуемую по-американски звонко «хот-догом» – «горячей собакой», а к «собаке» – граммов сто пятьдесят холодной водки. Но стоит это удовольствие ныне столько, что и зарплаты может не хватить, да и водку могут подать такую, что потом долго придется работать на лекарства… Да и вряд ли уже после лечения обретешь прежнее здоровье.

Страница 72