Один всегда не возвращается - стр. 6

Но не успел.

Один из них – седой, с тяжёлым, почти каменным лицом – медленно поднял на меня взгляд. Его глаза были серыми, почти прозрачными, и смотрели из-под нависших седых бровей. Ни одна мышца на лице не дрогнула. Только губы слегка шевельнулись:

– Вход номер четыре. Каюта два. Через полчаса – в главном зале на совещание.

Я попытался что-то сказать. Поздороваться. Представиться. Хоть как-то зацепиться за общение. Но его взгляд был настолько тяжёлым и прямым, что буквально прибил меня к бетонному полу платформы. Я кивнул, неуверенно, словно извиняясь, и, опустив голову, двинулся к вагону.

Ноги стали ватными. Каждый шаг давался с усилием, как во сне, когда пытаешься бежать, но вязнешь. Я искал глазами нужную отметку – вход номер четыре, каюта два. Моё новое место.

Остальные из этой группы даже не взглянули в мою сторону. Один из них глубоко затянулся сигаретой – настоящей, дымящейся, с тлеющим красным кончиком. Они просто продолжили стоять, будто я – пыль, что осела на ботинки.

Ни слов. Ни жестов. Ни намёка на приветствие. И только дым, вьющийся в паровой тишине.

Команда у меня, похоже, подобралась ещё та. Вливаться в неё придётся долго – это я понял сразу, с первого взгляда. Те шестеро, что стояли у вагона, казались монолитом. Глухая стена. Они не ждали новичков, не интересовались, кто я и откуда. И, судя по выражениям лиц, им было абсолютно всё равно, доживу я до первой смены или нет.

Хорошо хоть старший машинист – нормальный мужик. Как его звали? У меня всегда была беда с именами, особенно на первых знакомствах. Всё вылетает из головы, как только отворачиваешься. Вот и сейчас, выискивая вход в сою каюту я пытался вспомнить как его звали.

Когда взгляд упал на вырезанные цифру «4» над люком входа, в голове словно что-то щёлкнуло: Остапыч. Иван Остапович. Точно. Он сам сказал – можно просто Остапыч. Надеюсь, с ним сработаемся. Если что – буду держаться рядом с ним, хотя бы первое время. Лучше так, чем молча месить воздух рядом с теми шестью, кто даже не повернул головы в мою сторону.

Внутри вагона было тепло и странно душно. Воздух казался плотным, пахло металлом, маслом и чем-то чужим, неуловимо живым. Я почувствовал, как по спине медленно ползёт влага, будто сам вагон чувствовал – я здесь чужой. Первое знакомство с остальными прошло… никак. Но теперь это не им решать. Распределение состоялось. Хотят они того или нет, но я – часть этого вагона. Их часть. И им придётся мириться с этим.

Пусть громко звучит, но распределение – это на всю жизнь. Его не меняют просто так. Только по болезни. Или по смерти. Первое – не про меня. Разве что пару раз валялся в лазарете с температурой, да и то – не всерьёз, в отличие от некоторых сверстников. Возможно, это и сыграло свою роль при распределение.