Один всегда не возвращается - стр. 4

На мужчине была замызганная технарская кепка, выцветшая от времени и пота, серая роба с засаленными рукавами и старыми шевронами, а на ногах – сбитые, видавшие всё ботинки. Он выглядел так, словно родился здесь, в вагоне, и с тех пор ни разу не выходил наружу.

Этот человек явно был здесь не новичком. И всё в его облике – от тяжёлой ладони до лёгкой иронии во взгляде – только подтверждало это.

Я только смог криво улыбнуться, когда он подтолкнул меня вперёд, в сторону стоящего у пара, покрытого копотью вагона. Он уже давно ждал своего часа – пар поднимался из-под него медленно, вяло, как дыхание зверя перед пробуждением.

– Как звать-то тебя? – спросил он на ходу, не оборачиваясь.

– Кирилл, – ответил я, повышая голос: гул на платформе усилился, мимо нас сновали рабочие, кто-то что-то тащил, кто-то переговаривался, звенели инструменты. Мы петляли между ними, как по трещащему от шума айсбергу, как по льду, – по таким вещам нам рассказывали в школе, но всё это теперь было не теоретической байкой.

– Кирилл… нормально, – протянул он, словно смаковал имя. – Я – старший машинист. Иван Остапович. Но можешь просто Остапыч звать.

Я хотел продолжить разговор, но в этот момент между нами прошёл клуб пара. Густой, тяжёлый, пахнущий железом и гарью. Он заслонил Остапыча, и я на мгновение потерял его из виду.

Вагон занимал почти всю длину платформы. Он напоминал заклёпанный исполинский гроб из тёмной стали – вытянутый, тяжёлый, словно вырезанный из цельного блока металла. Спереди и сзади к нему были подсоединены массивные, закопчённые отсеки – бронированные модули, каждый не десяти метров в длину и шести в высоту. Вместо окон – амбразуры с оплавленными краями, словно они уже не раз знали бой. Вдоль борта – несколько автоматических турелей, спрятанных в подвижных кожухах. Даже в режиме покоя они выглядели настороженно, как животное, готовое взвиться в ярости от любого движения.

Весь состав казался не машиной, а существом, породившимся не в цеху, а во мраке. Ощетинившийся стальной ёж, готовый в любую секунду расправить шипы и вонзиться в гниющее нутро внешнего мира. Это был не просто транспорт – это был механизм выживания, бронепоезд, несущий на себе следы множества сражений, и при этом – несломленный.

Вокруг него сновала масса рабочих – люди в стандартной серой робе с эмблемами убежища 307. Похоже, никто не руководил ими вслух, но каждый знал своё место, как будто весь процесс был заранее прошит в их головах. Подгоняли оборудование, проверяли крепления, что-то переносили. Всё гудело, кипело, скрежетало, и от этого грохота казалось, что сам воздух вокруг вибрирует.