Общедоступный песенник (сборник) - стр. 39
Рядом в набитом автобусе стояла светловолосая девушка лет двадцати, и Сергей Иванов подумал, что она тоже едет к Антуфьеву. У нее был дорожный вид, хотя ничего особенного, отличающего ее от москвичей, в ее одежде не было. Но выражение лица было дорожным, далеким.
Они вышли вместе.
И пошли рядом.
– К Стасу? – спросила девушка.
– Да.
– Его хоронят не здесь. То есть не хоронят, а это. Поклонение мощам.
– Ясно. Была там?
– Нет. Не люблю похорон. Самих похорон. Неважно кого. Не люблю. На могилу сходила бы. Через недельку, когда народ схлынет. Ты откуда?
– Из Саратова.
– Почти земляки, я из Волгограда.
– Я волгоградским приехал.
– Значит, вместе. Нюра меня зовут.
– Сергей.
Он глянул на ее лицо. Легкая смуглость, светлые волосы, глаза карие. Нюра не ее имя. И дело не в том, что Нюра – деревенское производное от имени Анна. Анна ей тоже не идет.
– Нюра… – сказал он и гмыкнул.
– Сценический псевдоним. Ну, или кличка. А так Лена. Ненавижу. Плюнь – в Лену попадешь. Ты был у него когда-нибудь?
– Нет.
– Я тоже. Посмотрим дом и уйдем. У двери квартиры топтаться не хочу. Просто у дома побыть.
Они подошли к дому, к подъезду. У подъезда тихо стояли несколько молодых людей. На Нюру и Сергея посмотрели как на знакомых, на своих. Кто-то даже сказал: «Привет».
– Привет, – сказал Сергей.
– Выпьешь? – Сергею протянули бутылку. Водка. Самая простая, самая дешевая водка. Эти ребята понимают стиль Антуфьева. Надо уважить их. Сергей взял водку и другую бутылку, с какой-то шипучкой – запивать. Отхлебнул поочередно из обеих бутылок, передал Нюре. Она тоже сделала по глотку, вернула бутылки.
Из подъезда вышла старуха в ватнике и цветастом платке, совсем деревенская, так вышла, как выходят хозяйки за порог своей избы отогнать чужих гусей.
– Чего стоите? – закричала она. – С утра покоя нет! Наплюют, наблюют, окурков нашвыряют, подъезд обмочут весь, паразиты!
– Найдите хоть один окурок, – сказали ей негромко. – Хоть один плевок. А если кто в подъезде… Мы его сами убьем.
– Ну, тогда и нечего тут стоять! Сто раз вам сказано, вчера еще увезли, нету тут его!
– Давно пора, – вышел из подъезда высокий плотный парень в кожаной куртке и в спортивных штанах с лампасами, вертя в пальцах ключи от машины. Он вышел, как плохой актер в плохом спектакле, плохо играя самого себя, хотя все, что он делал, ему принадлежало неотъемлемо и другим быть не могло. Есть просто люди, которые и в естественности своей неестественны. Бог метит шельму, оставляя без примет, сказал Антуфьев.
– В каком смысле – давно пора? – спросил кожаного бледный тощий паренек; до этого он курил в стороне и смотрел в землю. Он стоял, словно под дождем, хотя не было дождя. Косой чубчик, тонкие ноги в вытертых джинсах и стоптанных кроссовках. Поднял глаза и спросил: