Общедоступный песенник (сборник) - стр. 38

– Здравствуйте, это хамство, конечно, но уделите мне час своего времени. Мне это очень важно.

Фраза была отрепетирована и отточена – и слова, и интонация.

А Стас Антуфьев умер.

Можно выходить из поезда и идти домой.

Но Сергей Иванов не вышел из поезда и не пошел домой. Поезд тронулся – и он поехал в Москву.

Сергей Иванов давно не был в Москве.

Но его не интересовало новое внешнее. Песни Антуфьева не зависят от нового внешнего.

Он спустился в метро и поехал до «Красногвардейской». Там, в одном из жилых массивов, потерянно среди тысяч или даже миллионов людей, жил Антуфьев, и у него так и должно быть. Не просторная квартира в центре с высокими потолками, но и не битком набитая коммуналка. Нет, именно типовое жилье, где все неважно и не замечаемо, где все как у всех, за исключением слов и мелодий, в которые воплощается это всё, – и они, слова и мелодия, дают понять тем, кто понимает, что неправда, будто у всех так, как у всех, нет, у каждого так, как только у него.

Он умер два дня назад, сегодня третий, значит – похороны. Возможно, панихида или что-то в этом духе где-нибудь в общественном месте. В ДК имени Горбунова, скорее всего, где он часто выступал. Чтобы был доступ скорбящим массам. Да, скорее всего, так и будет, ведь вряд ли Стас Антуфьев оставил завещание с распоряжениями на предмет похорон. Это не в его стиле. Но массовое прощание тоже не в его стиле. Его должны выносить из квартиры. Человек десять или двадцать. Молча. И без его песен над гробом. Чтобы душу не травить никому. И чтобы его душу не травить. И вообще – пошло это. Молча, просто, как обычного человека. Это очень бы подходило ему. Это его стиль. Он поет на публике как бы стесняясь, как бы только себе. Я, мол, тут пою, но это ничего, вы не обращайте внимания. Только сидите тихо, вот и все, а я попою немного и уйду, вот и все…

От метро – на автобусе.

Сергей Иванов смотрел на одинаковые кварталы. Четыре дома квадратом, меж ними школа и детский сад. Населения на районный город средней величины. Он смотрел на эти дома с особым интересом, потому что на них смотрел Стас Антуфьев. Правда, проезжая в машине, он ездит теперь на быстрой машине, у него теперь быстрая жизнь, хотя ему не идут быстрая машина и быстрая жизнь. Может, он умер от несоответствия жизни, которая у него была, с жизнью, которая должна была быть? Но какое право я имею судить об этом? Не имею никакого права я об этом судить.