Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - стр. 77
В своих записках Розен в немногих словах рассказал о совещании полковых товарищей 11 декабря. Между прочим, здесь он значительно увеличил количество офицеров, его участников: «11 декабря я поехал к Репину, где к большому неудовольствию моему застал до 16 молодых офицеров нашего полка, рассуждавших о событиях дня и частью уже посвященных в тайны главного предприятия. Мне удалось отозвать Репина в другую комнату, заметить ему неуместность и опасность таких преждевременных откровений, что в минуту действия можно положиться на их содействие…». «Из всех тут присутствующих не было ни единого члена тайного общества, кроме хозяина», – утверждал в заключение мемуарист[264].
Разумеется, следствие не имело в своем распоряжении данных о формальной принадлежности финляндцев к тайному обществу. Руководители заговора (Рылеев, Оболенский, Пущин, Трубецкой) не подтверждали членства в тайном обществе даже фактического лидера этой группы офицеров Розена. Правда, полковой товарищ Розена Репин, напротив, удостоверял его принадлежность к обществу. Показание Репина имеет особое значение для характеристики приемов вербовки в конспирацию накануне событий, в условиях ускоренного формирования заговора: «…при приеме в общество никаких обрядов не существовало… одно сообщение о намерениях оного и согласие во мнениях составляло все так называемое принятие. Поручик барон Розен был у Рылеева и Оболенского, знал столько же, сколько и я, о намерениях общества и также был на сие согласен, а потому и я полагал его в том же отношении к обществу, как и самого себя»[265]. Тем не менее, Репин не мог подтвердить в отношении приема Розена необходимых и при такой лишенной обрядности процедуре формальных моментов: предложения кандидату о вступлении в общество, сообщения о целях и намерениях конспираторов, полученного в ответ согласия кандидата. Он не знал, кто сообщил Розену об обществе, не мог уличить его в том, что он действительно член общества, но сообщал, что полагает его принятие одновременно с собственным.
С другой стороны, особое внимание привлекает сообщение Репина о том, что Розен «знал столько же», сколько и сам автор показания. Эта информация была известна ему, несомненно, из личного общения с Розеном, поэтому обладает высокой достоверностью. Именно в силу этого Репин полагал Розена в тех же отношениях к декабристской конспирации, что и самого себя. Кроме того, Репин определенно свидетельствовал, что Розен знал о существовании общества и его намерениях, что совпадает с показаниями Оболенского. Но Оболенский и Рылеев заявили в своих показаниях, что лично не привлекали Розена к заговору и не сообщали ему о тайном обществе. Исследователь вправе усомниться в этом, зная о той роли, которую сыграл Розен в событиях, а также о факте его двукратного посещения лидера заговора Рылеева, а также Оболенского.