Ни днём, ни ночью - стр. 33
Дошла до своей лежанки, хотела достать из сумы гребень, да задумалась: одно дело дома у очага чесаться, другое – средь воев, какие уж начали шевелиться, просыпаясь.
– Да и пёс с ними, – озлилась. – Чего они не видали-то?
Уселась на шкуру спиной к воям, расплела волоса и взялась за гребешок. Малое время спустя, разумела – тихо стало: не шебуршились, не кряхтели, поднимаясь с лавок, не шутейничали и как вечор не гомонили. С того и обернулась поглядеть.
– Раска, чего замерла-то? – Рыжий, подперев щеку кулаком, глядел неотрывно.
– Может, мне волоса расчешешь, а? – Ярун хохотнул. – Гляди, колтун уж сбился. А ты б с лаской, да плавно.
– Почему не мне? – Ньял пнул Яруна. – Мне больше надо.
– Когда это Ньял Лабрис* просил гребня? – невысокий кормщик-варяг хмыкнул. – Пока твой ремешок на косе не перетирался, ты его не снимал.
– И чего ты, Гунар, встрял? – Звяга надел поршень, притопнул. – Дело молодое, пущай веселятся. Да и я б не отказался от такой-то потехи. Раска, глянь, косматый я, и мне охота гребня твоего испробовать. Иди сюда, не откажи дядьке.
Вои заспорили, захохотали, а Раска слова не молвила и все через Хельги; тот сидел неподалеку, улыбался, глядя на нее. Ни глумливости во взоре, ни шутки обидной: смотрел, будто радовался об ней.
В тот миг и разумела уница, что так-то с ней впервой. Средь воев мечных, да на чужой ладье, да в пути неизведанном, а покойно. В своем дому такого не знала, всякий раз ждала то зуботычины, то ругани, а иной раз и хлесткого ремня. Вольша жалел ее, голубил, да что мог калека немощный? Только боль унять после тёткиной злой науки. Рядом с Хельги инако: чуяла как-то, что оборонит, укроет за широкой спиной ее, сиротку, и не даст в обиду.
С того и слезы подступили к глазам, обожгли, а послед и слова выскочили:
– Хельги, я сей миг пряников погрею. Покусаешь, оголодал за ночь-то, – принялась быстро метать косы, торопливо перебирая пальцами.
– Эва как, – поднялся и подошел ближе. – Откуда столь заботы, Раска?
Она уж было открыла рот сказать ему, да Ньял опередил:
– Хельги, она твоя подруга, отчего не просишь ее гребня? – варяг подошел, встал рядом с другом.
– Зачем просить? Захочет, сама поманит, – отозвался Тихий.
Раска и вовсе обомлела: редко когда кто-то ждал ее слова, все больше указывали и заставляли. Сколь раз самой приходилось стоять за свое, лаяться, а иной раз и царапаться.
Промеж всего парни тревожили: высокие обое, статные, пригожие. Ньял с ласковым взором и Хельги – с горячим. Раска затрепыхалась и осердилась:
– Чего уставились? Дел мало? – огрызнулась и встала. – Просо есть ли? Варить надо.