Ни днём, ни ночью - стр. 30
Тихий промолчал, разумев многое: живь Раскина неотрадная. При злой тётке, при болезном муже жила без опоры, с того норовом окрепла, но и жадностью обросла. Вспомнил наново девчонку-Раску и то, как прятала свои пожитки в грязном коробе в углу тесной клетухи, как воровала для него резаны.
– Ладно, – кивнул, порешив не тревожить ясноглазую. – Но деньгу с тебя не возьму. В твоей веси слыхал, что обручи*делаешь. Вот для меня сотвори, и мы в расчете. Уговор?
– Кожи с тебя, – Раска вмиг подобралась, высверкнула очами. – Работа моя недешевая, всяко больше стоит, чем на ладье пройтись.
– Пройтись, значит? – Хельги ехидно ухмыльнулся. – Раска, я вот гляжу на Рыжего, а тот с тебя глаз не сводит. Сей миг оставлю одну, так он своего не упустит. Как теперь мыслишь, сколь стоит моя забота?
– А ведь упреждала меня свекровь, чтоб никому не верила, – глаза ее сузились недобро. – Но и наказала никого не бояться. Давай, Тихий, рушь свой зарок. Ждешь, что просить тебя стану? Тому не бывать. Знаю я ваше племя, чуть слабину дашь, загрызете. Чего уставился? Зови Рыжего, отдавай меня ему.
Хельги прищурился зло, примечая, как Раска тихо тянет ножик из сапога:
– И на что надеешься, сердитая? Он вой матерый, переломит тебя, как прутик.
– Ни на кого не надеюсь, Хельги. Одна я на этом свете, сама за себя стоять буду.
Тихий вызверился, кулаки сжал, но дурного слова не обронил, наново вспомнил, что Раска ругается со страха, а не по злобе. Глядел на ясноглазую, искал на милом личике тревогу да не нашел.
– Татева дочка, – высказал да улыбнулся широко. – Так-то глянуть, ты из сшибки первой выйдешь. Ты только брови насупь пострашнее, глаза скоси и ножиком своим маши что есть мочи, Рыжий от страха сомлеет, точно говорю.
– Ой, брехун, – она подбоченилась, брови изогнула высоко. – Эдак я сомлею твои речи слушать. Хельги, ты вправду десятник? Так-то глянуть, потешник. Может, соврал мне, что вой? Может, на Новоградском торгу народ веселишь?
– А и от тебя правды не дождешься. Что в суме прячешь, признавайся? Голубишь ее, как дитя кровное. Ты дом спалила? Кубышку у родни скрала? Ох, ты! Глаза-то искры мечут. Раска, взор потуши, инако полыхнем, – Тихий захохотал.
– Вон как, – она вскочила, уперла руки в бока. – Чего ж взялся меня везти? Убивицу укрываешь? Воровку бережешь? Давай, кричи громче! Еще не все про суму слыхали!
Хельги хотел дальше лаяться, да в охотку, да с весельем, но умолк. Уж очень хороша была Раска: взор огнем пылал, грудь высокая натянула рубаху белую.
– Про убивицу я и слова не кинул, – улыбку с лица смахнул. – Раска, сотворила чего? Сядь, не мельтеши. Сказал, не выдам. Обсказывай все без утайки. От Извор и в Новоград ладьи ходят, узнают тебя, так надо уготовиться. Сядь, сказал.