Ни днём, ни ночью - стр. 20

Хельги взял горячее варево, поднялся и пошел к чудной бабке:

– Прими, – протянул выщербленную мису. – Ложка-то есть?

Ярина подалась от Хельги, прищурилась:

– Орастый не велел снеди давать, – просипела.

– Орастого боишься больше, чем меня? Глупая ты. Бери, сказал.

Бабка потянулась за мисой, помедлила малый миг, а потом ухватила варево да быстро так, как собака выхватывает кость из рук:

– Благо тебе, – достала ложку из-за пазухи и стала есть.

И опять Тихий изумлялся:

– Куда спешишь? Подавишься.

– А коли и так, то помру сытой, – бабка поскребла по дну мисы, собрала все до последней крошки. – Наваристый кулеш вышел.

В тот миг у Хельги случилось просветление: разумел, что бабкой эту кикимору никто и не называл, он сам об ней так подумал. Ну горбатая, ну страшная, а с чего взял, что пожившая?

– Тебе сколь зим-то? – Тихий крепко верил своей чуйке, с того и спрашивал.

– Сколь есть, все мои, – просипела горбунья. – Не твое дело.

– А и неласковая ты, Ярина. Вот гляжу я на твой горб и думаю, тяжкий он, нет ли?

– Своя ноша не тянет, – Ярина подалась от Хельги, вроде как испугалась.

– А мягкий или тугой? – протянул руку к спине горбуньи, зная, что пугает. – Такого здорового отродясь не видал.

– Не балуй, – она крепенько стукнула Хельги по пальцам. – Себя щупай, коли охота есть.

– Эва как, – Хельги хохотнул. – Видно горбом дорожишь, коли так обороняешь. Скажи, Ярина, в том горбу сила твоя кикиморская?

– А у тебя в косе? – не осталась в долгу горбунья. – И кольца вплел, и ремешком изукрасил. Иная девка позавидует.

– И тебе завидно? – Тихий приосанился, потешаясь. – А ну-ка покажи свои космы. Поглядим у кого краше.

Вои загоготали, глумиться принялись:

– Тихий и в лесу сыщет легкий подол, – смеялся рыжий Осьма. – Так оголодал, что горбунью приветил. Эй, Хельги, обскажешь потом, как оно.

– Погоди, Рыжий, тут с наскоку не возьмешь, – потешался Хельги. – Стережется, горб бережет. Ярина, ты б умылась, а ну как мордахой удалась? А что горбатая, так я стерплю. Вдруг слюбимся?

Кикимора, утерла рот рукавом кожуха и засипела:

– С чего тебя Тихим-то кличут? Брехун, каких поискать.

Вои загоготали еще громче!

– А спит тихо, – Звяга утер слезы смешливые. – Помню, как взяли его на драккар в Изворах с десяток зим тому. Они тогда крепко сцепились к Ньялом, грызлись, кто кого перепрёт. Мальцы совсем, а норов у обоих горячий. Однова подрались, щиты дружка дружке развалили, получили от Ивара затрещин. Он их и привязал нога к ноге, поучал, что в дружине братья, а не вороги. Я ночью пошел под лавку глянуть, вижу, спят в обнимку. Ньял сопит, покряхтывает, а Хельги тихонько так дышит. Так и прозвал его Тихим. Прилипло.