Ни днём, ни ночью - стр. 21

– Сколь они тогда связанными проходили? – Ярун встрял. – Седмицы две? Из одной мисы варево черпали, гребли плечом к плечу. Задружились, побратались. Ивар хороший пестун.

– Жаль его, – Рыжий покачал головой. – Ушел до времени. Дядька Звяга, помнишь, как посекли Ивара? Хельи тогда озверел, вражью ладью спалил, лютовал.

Вои примолкли.

– Ладно, будет, – Тихий встал, обернулся на горбунью. – Ярина, за брехуна с тебя не спрошу. На то ты и баба, чтоб языком молоть. К костру иди, ночи зябкие.

– А с чего ты Хельги? – горбунья удивила, спросив. – Ты ж словенин, а имя варяжское.

– Олегом звали. Попал мальцом на варяжский драккар, там и воинскую участь принял. Олег по-варяжски – Хельги.

– А чьих ты? Родом откуда? – горбунья не унималась.

– Из этих мест, Ярина. А рода моего нет боле. Хельги я, Тихий, десятник княжьей дружины.

– Сирота, значит, – она покивала. – Видно, не такой ты и брехун, раз выжил и воем стал.

– А ты, видно, не такая уж и глупая, коли все разумела.

– Была б умная, по миру не пошла бы, – горбунья вздохнула тяжко. – Тут спать буду, привычная.

С теми словами туже затянула на себе кожух, положила котомку под голову и улеглась, прикрыв лицо воротом.

Тихий только головой покачал, дивясь упрямству кикиморы. Но смолчал и пошел устраиваться на ночлег; улегся ногами к костерку, накинул теплую шкуру, какую подал Ярун, и глаза прикрыл. Да не спалось: Раска перед глазами, как живая стояла. Зубки белые, ямки на щеках, а боле всего – ясные ее глазки.

Но уснул Хельги: усталость сморила.

От автора:

Хода - стопа.

4. Глава 4

– Дошли, добрались, – радовалась рябая обозница. – Макошь пресветлая, благо тебе. Щур, и тебе благо, сберег в пути.

Раска и сама вздохнула легче. И было с чего: день и ночь просидела молча, пряча лик от глумливого Хельги. Злилась на пригожего, но себя держала. А так хотелось, отлаять языкастого потешника, чтоб на всю живь запомнил. Промеж того и потеплело; Раска маялась в теплом кожухе, какого скинуть не могла. Да и горб с серебром давил тяжко на спину, разогнуться не давал. Радовалась уная вдовица Изворам, хотела соскочить с телеги, уйти в сторонку и в реке пополоскаться. Употела, едва не изжарилась на злом весеннем солнце.

– Ярина, – Хельги тут, как тут, – вот они, Изворы. Куда дальше ходы тебя понесут? Иль тут осядешь? Коли останешься, скажи где. Приду, погляжу на тебя. Может, ворохнешься ко мне, горб покажешь.

– Глаза б мои тебе не видали, – в сердцах сплюнула Раска. – Ухи вянут слушать. Чего прилип, смола? Отлезь!

– О, как! Заговорила. А чего ж молчала? Злость копила, отраву в щеки собирала?