На сто первой версте - стр. 40

Возницей веселым и был дядя Витя. Через неделю они с тетей Раей расписались, и дядя Витя взялся пить водку с дядей Колей Лаптевым.

– У Витьки маво даже вши в поясе были, когда я его подобрала да отмыла, – проговорилась тетя Рая на той посиделке у бабушки. – Не ходил он в баню мыса (мыться. – Авт.). Еслиф не я бы, пропал бы мужик.

Вот с тех-то пор и зажила тетя Рая хорошо, дядя Витя по первости пил в меру, а на работу какую-никакую он всегда ходил, не отлынивал. Но Лактиониха (стала тетя Рая Лактионовой, как вышла за дядю Витю) все никак не могла развернуться по-настоящему, все не находила выхода ее тяга к своему хозяйству. Лаптевы мешали: почти весь огород за ними числился, так уж в исполкоме «нарезали», по числу ртов.

Но вот настал юбилейный и, как тогда думали, переломный в строительстве коммунизма 1970 год, и много чего переменилось в тот год в нашем двадцать восьмом квартале по улице Курлы-Мурлы.

Стоял сухой, солнечный апрель. Я, шестилетний, слонялся по двору да вдоль дороги, вбирал в себя эти перемены с детской приметливостью. Скандалы в семействе Лаптевых, живших в полуподвале тети-Раиного дома, обрели вдруг некое радостное, широковещательное звучание. С чего бы? А с того, что после долголетнего выматывающего душу ожидания таки дали им квартиру около кинотеатра «Октябрь», в том самом доме, где по стене шла надпись (она и по сей день там): «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет! В.В. Маяковский». Этот дом – шедевр местного зодчества, сталинский, с пообколотыми статуями и широченными вазами для цветов у подъездов, а квартирки там, по словам бабушки – «как для мышей», даже не квартирки, а комнатушки вдоль темных коридоров, зато у каждой семьи – своя. Лаптевым дали не одну, а целых две или три комнаты – бок о бок, в одном коридоре. Кажется, три все-таки… И теперь Лаптевы покидали нас, отправлялись к неведомым, но, конечно же, захватывающим приключениям.[6]

Исчезла глава семейства – угрюмая, согбенная, с недобрым взглядом старуха тетя Палаша, зимой и летом стоявшая в валенках с галошами и душегрейке возле своей калитки и пугавшая нас, окрестную детвору, суковатой палкой… Исчез ее серый в полосочку, разъевшийся кот Барсик, которого тетя Палаша в приступе обожания терзала и трепала со словами «Ах ты, Барса-Барса…». Не стало ее сына, дяди Коли, с его мотороллером (я так и звал его про себя или в разговорах с Катей – «дядя Коля на мотороле»), с ним – жены его тети Мани, их вечно поддатого сына Герки, его жены Любы, их деток-младенцев… Переселение Лаптевых грянуло к великой радости тети Раи и огорчению дяди Вити, ибо дядя Коля напоследок напоил его, да, видно, не похмелил.