Моя по умолчанию - стр. 32
В палате предусмотрительно нет зеркал. Глупые. Как будто я, при желании, не найду возможности себя увидеть. Шмыгаю носом. Тянусь к сумочке, которую кто-то подобрал и принес. Достаю телефон. Игнорируя миллионы входящих звонков и сообщений, включаю фронтальную камеру и принимаюсь внимательно себя разглядывать. Кожа на лице ощущается стянутой и выглядит так же. Но это – не открытая рана, как могло бы быть. Это… как там сказал доктор? Пилинг. Вот… Глубокий химический пилинг. Можно закрыть глаза и представить, что я, наконец, дошла до косметолога.
Так я и делаю. Ложусь. Накрываю ладонью живот, внимательно прислушиваясь к себе.
Потеря внешности – это что! Гораздо хуже, если бы я потеряла ребенка. Счастье, что с ним все хорошо. Что рядом был Астахов со своим охранником. А если бы не было? Если бы его не было…
Изголодавшейся гиеной в меня вгрызается паника.
Зря. Как зря, что я его прогнала! Одной невыносимо. Возможно, дома было бы лучше, а здесь, в больнице… Ну, зачем я согласилась остаться? Всего на сутки. Чтобы перестраховаться, но все же! Как эти сутки пережить одной, как?
Нужно было хоть Нюту оставить. Но ведь я и ее прогнала. Она так ужасно выглядела после всего пережитого, что было бы очень жестоко заставлять ее со мной нянчиться.
А до обхода еще несколько долгих часов!
Плакать нельзя. Плакать мучительно больно. Но остановить слезы не получается. Шумно втягиваю рафинированный больничный воздух. Чтоб отвлечься, достаю телефон и открываю видео с последней процедуры УЗИ. Малыш (я теперь не знаю, как его называть) машет ручками. Касаюсь изображения пальцем и резко оборачиваюсь на звук открывшейся двери.
– Ты почему не спишь?
– А ты почему здесь? – возмущаюсь, хотя буквально пару минут назад хотела этого больше всего на свете.
Астахов дергает плечами. Будто и сам до конца не понимает, за каким чертом приперся.
– Убедился, что дома все спокойно, а потом понял, что должен быть здесь. Что скролишь?
Он приближается, и по мере этого атмосфера в палате меняется. Даже воздух становится другим. Георгий приносит с собой морозную свежесть ночи, аромат своего шикарного парфюма и ауру какого-то совершенно непрошибаемого спокойствия.
– Вот, – разворачиваю к нему экран.
Астахов игнорирует стул и усаживается на кровать. В полумраке черты его лица выглядят хищно. Но я его не боюсь. Его зверь на моей стороне. И под защитой этого зверя мне гораздо… гораздо спокойнее. Я не анализирую, в какой момент чужая защита оказалась мне настолько мила.
– Наверное, лучше отмотать на начало… – бормочу я и отворачиваюсь в надежде, что сумрак скроет мой неприглядный вид. Георгий так и делает. Перетаскивает бегунок к началу записи и касается значка плей. Я с жадностью наблюдаю за тем, как постепенно его лицо разглаживается. Сначала расслабляются сжатые в тонкую линию губы, потом расходятся от переносицы брови. Не отрывая взгляда от просмотра, он растирает шею. Ведет головой туда-сюда, сбрасывая напряжение. И широко улыбается: