Моя навсегда - стр. 80
– Прости, Паш, – сглотнув ком, тихонько прошептала Оля.
28. 28
Отец вставал на работу рано, около шести. Оля делала вид, что спит, прислушиваясь, как он бродил по дому, кашлял, завтракал, тихо переговаривался с матерью.
Выждав немного после его ухода, она вынырнула из-под одеяла. И сразу начала складывать вещи в рюкзак – в нём она носила на рынок огурцы и кабачки, то, что не вмещалось в баул матери, который та возила на тележке.
Пока мать возилась во дворе, Оля торопливо заталкивала самое необходимое: белье, теплые вещи, документы, дневник, который она, правда, уже год как не вела. Безумно жаль было оставлять медведя – первый Ромкин подарок на её день рождения.
Закинув рюкзак на плечо, она огляделась, прощаясь со своей комнатой. Потом на цыпочках подошла к Пашкиной кровати и поцеловала спящего брата в теплую щеку.
Мать вернулась в дом и очень удивилась, увидев Олю.
– Ой, доча. А я думала, ты спишь. Даже будить тебя сегодня не хотела.
Ночью, пока обдумывала план, Оля собиралась ускользнуть от матери с рынка. Дождаться, когда та отойдёт в туалет, подложить прощальное письмо, схватить рюкзак и уйти, чтобы больше не возвращаться. Письмо она уже подготовила. Писала на рассвете, глотая слёзы. Хотела уложиться в пару строк: извиниться и попрощаться. Но исписала целый тетрадный листок. Почтового конверта у нее не было, пришлось вырвать страницу из Пашкиного альбома для рисования и склеить некое подобие самой. Подумав, сверху подписала: «Маме от Оли» и сунула конверт в карман кофты.
Таков был план.
Но сейчас, глядя на хлопочущую мать, она поняла: нет, это будет не по-людски как-то. Жестоко и трусливо. Лучше сказать всё сейчас. Мать, конечно, станет рыдать, умолять, рвать душу. Пашка, наверное, проснётся. И вот так уйти будет вдвойне тяжело и стыдно, но пусть.
– Мам, я ухожу, – глухо произнесла Оля.
Мать непонимающе захлопала глазами.
– Как это? Куда уходишь?
– Ухожу из дома. Мы с Ромкой уедем отсюда.
Мать тяжело опустилась на табурет, словно у нее подогнулись ноги. С полминуты она на нее безмолвно таращилась со смесью неверия и ужаса.
– Уедем с ним из Кремнегорска. Он меня звал с собой. Вещи я уже собрала.
– Что ты такое говоришь? – у матери наконец прорезался голос, но был он какой-то чужой, сдавленный, скрипучий. – Скажи скорее, что это неправда…
Оля молчала, виновато глядя на мать.
– Ты не можешь… ты не поступишь так с нами… – подбородок её мелко затрясся. У матери начиналась истерика.
В конце концов всё вышло ещё хуже и тягостнее, чем думала Оля. Гораздо. Мама рыдала в голос, цеплялась за неё, умоляла. А когда Оля всё-таки направилась к двери, вдруг рухнула на колени и обхватила её ноги. Ужаснувшись, Оля опустилась на корточки, обняла мать.