Моя больная любовь - стр. 8
Воздух хватала, будто рыбёшка без воды.
Сука.
Не смотреть, не думать, врубать сволочь.
– Хватит и того, что я знаю, кто ты… И что сделал твой отец, – рявкнул и грубо схватил её за подбородок, повертел голову из стороны в сторону, осмотрел.
Рвать и метать хотелось. Разодрать блядь-Сотникова в клочья. Это из-за него малышка здесь. Из-за него у Харитона сводило сейчас пальцы – так желал касаться нежно, невесомо. Ведь кожа у малышки – атласная, гладил бы и гладил.
Ну, почему, почему ты такая? Почему – ты?
А он же сегодня – падаль и мразь. Поэтому:
– Хорошенькая. Губки пухленькие. Кожа нежная. Чистый ангелок. Но это… ненадолго. Сегодня тебе предстоит спуститься в ад…
Что за бред он несёт? Сам всегда гнобил тех долбоёбов, что за счёт слабых баб самоутверждались – запугивали, унижали, растаптывали. Руки таким не подавал. А теперь вот сам дрожащую малышку давил.
А она лепетала тихо-тихо, едва различал:
– Нет-нет… Нельзя…
Прекрати! Сейчас же прекрати!
Блядь! Не могу! Когда в её голосе такие мольба и отчаяние…
Так…
Где у нас там Монстр? Включить на полную: ухмыляться погано, смотреть сально, давать дальше:
– Детка, усвой сразу – тут я решаю, что нельзя, а что можно. Тебе. Мне можно всё.
– Что я вам сделала? – девочка еле хрипела, дрожала, но у самой хватило силёнок вскинуть голову, встретить взгляд в упор, выдержать его. А у него – едва хватило сил не утонуть в её глазах – серых, влажно блестящих, обречённых… Точно маленький взъерошенный котёнок, который щерится, глупыш, на бойцовского пса…
Адов пиздец.
Так, ухмылку на рожу погаже, чтоб самому от себя мерзко было, и гнуть свою линию:
– В том-то и беда, что пока ничего. Стоишь тут, глазами хлопаешь, тратишь моё время. Пора приступать к делу.
– К делу? – повторила на автомате.
И его ступорила эта её заторможенность. Она не истерила, не кричала, не бесилась. Была абсолютно спокойной внешне, хотя он и видел, как её колотило внутреннее.
Смелая и сильная девочка.
Достойная уважения.
Маленькая, одинокая, беззащитная.
Нет, нельзя, чтобы она заметила, как плавится его ледяной панцирь. Поэтому он сказал, добавив в голос стали:
– Да, время платить… – и обжёг ледяным взглядом.
Ну, во всяком случае, ему хотелось, чтобы было именно так.
Девушка всё-таки надломилась, выдала жалобно:
– За что?
Хорошо, что не заметила, как он судорожно сглотнул и сжал кулаки.
Действительно, за что? Она-то причём? Это отец у неё отморозок, а девочка эта – ангел…
Только вот он, Харитон, уже давно перекрасил свои перья в чёрный и сменил босса… Теперь он сам Монстр – исчадье ада, без души и сердца. Главное, поверить в это самому. Ухмыльнуться хищно, почти оскалиться, произнести глумливо: