Мой (не)любимый дракон. Книга 2 - стр. 25
Моей второй половинкой.
Ненавистной, нежеланной, от которой безумно хотелось избавиться. Отсечь её поскорее и исчезнуть если не из этого мира, то хотя бы из этого замка.
Убежать от сверлящих взглядов старейшин, любопытных — придворных, алчного — Хентебесира и торжествующего — Даливы.
Пока я мысленно боролась со своими собственными демонами и честно пыталась абстрагироваться от внешних раздражителей, вроде графини, из тёмного зёва галереи показались два крепких коренастых мужчины, одетых в скромные, но добротные одежды. Их сопровождали, потрясая телесами, принаряженные дородные дамы. В платьях простого кроя, но с незатейливыми украшениями и кокетливо наброшенными на плечи цветастыми платками. Румяные, как только что извлечённые из печи пышки. Жаль, румянец свидетельствовал не о том, что к нам пожаловали с мороза, а о напряжённых отношениях в объёмистом квартете.
Наверное, мне, как Гленде, досталось дело о подлой измене. Мысленно потёрла ладони в предвкушении, гадая, кто из этих затрапезных донжуанов сходил налево. Понятно, что виноватого следовало искать среди представителей кобелиного рода. Ну а что касается этих матрёшек — одна из них явно жертва, другая — бесчестная прелюбодейка. Но так уж и быть, проявлю монаршую милость и сильно наказывать изменщицу не буду. Как-никак она не Далива.
Ни один из мальчиков-с-пальчиков (хотя, если судить по длине и густоте бород, в которых проглядывала седина, они уже давно не были мальчиками) даже отдалённо не походил на Герхильда. Однако сегодня я испытывала стойкую неприязнь ко всем представителям сильного, то есть блудливого пола — всем, кроме Лёши, конечно же, — и с нетерпением ждала, когда смогу наказать хотя бы одного нечестивца.
Пока я так размышляла, к звучанию шагов страждущих прибавилось… мерное цоканье копыт. Я вскинула голову. Придворные, зашептавшись, слаженно развернулись к распахнутым дверям, в которые лакей вводил прехорошенького кремового окраса ослика.
Животное флегматично переступало с ноги на ногу, пряло ушами, будто прислушивалось к усилившемуся гомону, и покорно следовало за мрачной компанией.
Просители поклонились со всем подобострастием, на какое только были способны. Их спутницы попытались изобразить нечто вроде книксена, но не слишком-то преуспели в этом занятии. Зардевшись под подмороженным взглядом тальдена, неловко выпрямились, стараясь держаться поближе к своим благоверным.
Интересно, какое отношение имеет к измене ослик? Может, его привели сюда в качестве свидетеля?
Пока я задавалась глупыми вопросами — побочный результат волнения и незаметно сменяющих друг друга стрессов, эррол Корсен выступил из шеренги старейшин и, кашлянув, громко заговорил: