Мистерия Грааля

См. гл. 26.

См. гл. 23.

Ущербность, недостаток (лат.); к этому слову этимологически восходит имя Амфортас.

Грааль выступает то как чаша, то как камень в различных контекстах.

См. Cath Tánaiste Maige Tuired. Сохранившаяся рукопись относится к XVI в., однако, есть основания считать, что представленный в ней текст создавался в IX–XII вв.

См. гл. 14.

Henry and René Kahane, The Krater and the Grail: Hermetic sources of the Parzival. University of Illinois Press; Urbana, 1965.

См. The Krater and the Grail, pp. 61-63.

Ibid.

«Грааль – это камень особой пор оды: Lapsit exillis – перевода На наш язык пока что нет. Он излучает волшебный свет…» (пер. Л. Гинзбурга).

Corpus Hermeticum, IV, 11 (пер. Богуцкого). «Киот, продолжая со мной беседу, Сказал, что нашёл в знаменитом Толедо Сие удивительное сочинение В первоначальном его изложении. На арабском писано языке, Оно хранилось в тайнике…» (пер. Л. Гинзбурга).

См. The Krater and the Grail, pp. 122-127.

Дабы понять специфическое значение, каковое мы придаём выражению «мир традиции», отсылаем читателей к двум другим нашим работам: Восстание против современного мира и Личина и лик современного спиритуализма. Аналогичный смысл придавали ему Р. Генон и его последователи.

Юлиан. К Ираклию кинику. [Цит. по: Император Юлиан. Сочинения. – СПб., 2007. С. 232. – Прим. пер.].

R. Guenon, «Le Saint Grail», Le Voile d’Isis (1934), 47-48.

Ibid.

Предисловие К. Г. Юнга и Р. Вильгельма к Тайне золотого цветка.

A. Nutt, Studies on the Legend of the Holy Grail, London, 1888. Также J. Marx, La Legende arthurienne et le Graal, Paris, 1952.

L. von Schroeder, Die Wurzel der Sage vom heiligen Gral, Vienna, 1910.

L. E. Iselin, Der morgenlandische Ursprung der Grallegende, Halle, 1909.

R. Palgen, Der Stein der Weisen, Breslau, 1922.

См. нашу книгу Восстание против современного мира.

Гесиод. Труды и дни.

По данному вопросу см. труд Рене Генона Царь Мира, к коему мы неоднократно будем обращаться по ходу нашей работы.

Гесиод, Труды и дни. 156-73.

Венера-Победительница (лат.). – Прим пер.

Венера-Прародительница (лат.). – Прим пер.

Великая мать (лат.). – Прим пер.

См. нашу работу Метафизика пола.

Отсюда становится очевидным смысл выражения «Сын вдовы», которое, имея своим истоком иранскую традицию и манихейство, сохранилось даже в западном франкмасонстве.

Восстание против современного мира, гл. 24-26.

В частности, в традиции, связанной с Диодором Сицилийским, Λευκη Νησος или Белый Остров отождествлялся с областью гипербореев; он находился в океане, напротив земли кельтов; также он именовался островом Аполлона.

Ирландское название «Земля под волнами», Tirfa Tonn, применявшееся к образу данной области, несёт в себе воспоминание о её погружении в воду и затоплении.

Здесь имеется в виду страна Туле, которая, согласно Страбону, находилась в шести днях плавания от побережья Британии, вблизи от замёрзшего моря. В контексте упоминания героев изначальной эпохи вызывает интерес традиция, по которой Кронос, будучи царём того века, зачастую выступает также как царь героев. (Гесиод, Труды и дни, 168-71)

Битва при Маг Туиред, 1-3.

Здесь мы могли бы упомянуть традицию, идущую от Плутарха, согласного которому, в полярных землях люди Геракла (героический цикл), как полагают, смешались с народом Кроноса (изначальный цикл), создав цивилизацию, «подобную эллинской» (олимпийско-героическую цивилизацию, чьим символом был Геракл): «Так, особо же почитали Геракла, а вслед за ним – Кроноса» (О лике, видимом на диске Луны, 26)

C. Squire, The Mythology of Ancient Britain and Ireland, London, 1909. Традиция Туата получила определённое продолжение в героическом ольстерском цикле, чьи представители рассматривались как их потомки, кои, подобно греческим героям, наделены солярными чертами.

От женщины с далёкого острова Кондла получил яблоко, которое, сколько бы кто от него не откусил, всегда оставалось целым. Кроме того, сие яблоко пробуждало в нём нестерпимую ностальгию. Сходная вариация сюжета о роге изобилия имеет место также и в легендах о Граале, равно как и ностальгия, кою последний вызывает у тех, кто хоть раз его созерцал.

Слово avallach означает «яблоко, дарующее бессмертие».

Наименования Альбион, кое применяют для обозначения Англии, и Албания, каковое относится к одной из её частей, происходят от проекции на эти земли образа Белого Острова или Острова Сияния. В индуистской традиции место пребывания Вишну, солнечного бога, несущего гиперборейский крест или свастику, именуется Sveta dvipa.

Одним из образов земли, о коей я веду речь, является так называемая ten-magh-trogaigi, каковая обладает следующими атрибутами центрального места: женщина царского достоинства, серебряное дерево с солнцем на вершине, древо победы, фонтан, чаша, чьё содержимое никогда не иссякает. Все эти символы вновь появляются в рыцарских сагах.

Восстание против современного мира, гл. 2.

В Рыцаре телеги жену Артура обещают рыцарю, коий сможет победить короля в схватке.

Военный вождь (лат.). – Прим. пер.

S. Singer, Die Arthur Sage, Bern-Leipzig, 1926, 17.

R. Guenon, Le Roi du monde, ch. 10.

Помимо прочего, Медведем (Bjorn) в нордической традиции именуют Тора, одного из небесных героев или асов, борющихся со стихийным существами; в Саге об инглингах облик медведя и волка принимает Один, высший вождь Валгаллы и Мидгарда, то есть «Центра».

Смерть Артура, 14.2.

Триумфальная смерть (лат.). – Прим. пер.

В нордическо-германской саге Зигфрид успешно прошёл сходное испытание: он достал из дерева заключённый в нём меч, то есть совершил действо, на кое не был способен никто другой.

Смерть Артура, 1.25.

Там же, 14.2.

Это могло бы навести на мысль о Христе и его двенадцати апостолах. Действительно, уподобления подобного рода встречаются в христианизированных фрагментах легенды. Тем не менее, этот символизм универсален и намного старше христианства, его использование христианством есть лишь адаптация в соответствии с религиозным контекстом.

Сам по себе Гластонбери в доисторические времена являлся центром примордиальной традиции, как о том свидетельствуют останки своего рода огромного звёздного храма, в частности, следы на почве изображений, представляющих созвездия и расположенных по кругу.

В Смерти Артура (21.7) читаем: «В разных местах в Англии кое-кто говорит, что король Артур не умер, но по воле Господа нашего Иисуса был перемещён в иное место; и говорят также, что он вернётся снова и завоюет святой крест. Я не стану утверждать, что так оно и будет, но скажу, что здесь, в мире нашем, жизнь его изменилась. Однако многие говорят, что на могиле его написано следующее: «Hie iacet Arthurus, Rex quondam Rexque futurus» [Здесь лежит Артур, король былого и грядущего]». В том же тексте говорится о пожелании раненого Артура вернуть его меч таинственной руке, ранее державшей его над водами; это явное свидетельство сложения своих полномочий.

Здесь присутствуют дальнейшие пересечения с уже упоминавшимися мотивами (подробнее о коих далее), а именно, с той версией саги, согласно которой, Артур вернётся из Авалона, дабы принять участие в решающем сражении с врагами бриттов, и эта схватка будет, по всей видимости, «последней битвой» (см. Natrovissus, «Le mythe arthurien et la legend de Merlin», Ogam, issues 6, 10, 13 [1950]).

В этой связи значимой представляется параллель, которую Ален де Лилль проводит между исчезнувшим Артуром и пророками Енохом и Илиёй, кои никогда не умирали и однажды вернутся.

Махабхарата, 1.2, 3.116-117, 12.49, 14.29.

Мотив символического рождения того, кто призван восстановить гиперборейский центр, также обнаруживается в иранской традиции, и, порой, в качестве такового рассматривается сам Заратустра, коий, согласно некоторым источникам, родился в гиперборейском регионе (Арьяна Вэджо) или основал там свою религию (см. Bundaesh Vendidad, 23/19). Касательно же Шамбалы как места рождения Парашу-Рамы можно сказать, что, несмотря на существование исторического города с таким названием вблизи Дели, это имя всегда обозначает «Северный Город», и не только в Индии, но и в Тибете; как бы то ни было, в случаях, подобных данному, любая локализация носит лишь символический характер.

В средневековых рыцарских аллегориях попугай символизировал рыцарство и его борьбу против духовенства за право обладания дамой.

Кока и Викока выступают как очевидный эквивалент Гогу и Магогу. Ездовым животным Кали является осел, каковой традиционно ассоциируется с демоническими и антисолярными силами и так называемыми детьми бессильного бунта (см. нашу работу Восстание против современного мира). Более того, в городе под названием Вишасана, которым правит Кали и где она скрывается, спасаясь от Калки, в городе, который, в конце концов, будет предан огню, у власти находятся женщины. Этот сюжет выражает связь между демонизмом масс и узурпацией, осуществлённой женственной духовностью.

В Вишну-пуране (4.3) Калки играет роль убийцы выродившихся и осквернивших себя воинов (млечх), роль, в которой ранее выступал Парашу-Рама.

Царь с небес (лат.). – Прим пер.

Посланник солнца (лат). – Прим пер.

Эклоги, 4.5-10.

Новозаветный апокриф, Апокалипсис Петра, упоминает «сына льва» (лев же символизирует империю), который низвергнет и покорит всех царей земли, будучи наделён силой самим Богом; он описывается как «тот, кто пробудился ото сна». Даже в этот период мы можем заметить, как на поверхность выходит память о гиперборейской традиции, относительного чего Лактанций (Institutiones, 6.16.3) заявляет, что могущественный князь, каковой восстановит справедливость после падения Рима, придёт из «далёких земель на Севере».

Дикая охота (нем.). – Прим. пер.

R.Guenon, Le Roi du monde, ch. 2.

Именно это достоинство, предположительно, и отличает фундаментальный стиль арийских или индоевропейских рас, согласно некоторым учёным, анализирующим их исключительно этическо-натуралистические аспекты.

Достоинство священного короля зачастую подчёркивается библейскими реминисценциями, в частности, представлением пресвитера Иоанна в качестве сына или племянника царя Давида, а иногда и самим царём Давидом: «Davis Regis Indorum, qui presbyter Johanne a vulgo appellature – De rege Davis filio regis Johannis» [Давид, царь индусов, коего люди зовут «пресвитер Иоанн» – Царь (пресвитер Иоанн) является потомком сына царя Давида]. Мы увидим, что Давид был тесно связан с мечом героев Грааля и теми испытаниями, коим они подвергались.

Христианская легенда о трёх волхвах есть попытка наделить христианство традиционным характером в высшем смысле, кое мы вслед за Геноном, придаём данному слову. Один из волхвов преподносит Иисусу золото и приветствует его как царя, второй дарует ему ладан и приветствует как жреца, третий преподносит миро, то есть бальзам бессмертия, и приветствует как пророка. Поступив подобным образом, волхвы, предположительно, признали Иисуса в качестве представителя трёх властей в их изначальном неразделённом состоянии. Аналогичное признание с лёгкостью обнаруживается в действиях персонажей, кои появляются при рождении Калки, дабы его почтить.

В произведении Иоганна Вита де Гезе читаем: «Et ibi est speciale palacium presbiteri Johannes et doctorumi, ubi tenentur concilia. Et illud potest volvi ad motum rotae, et est testudinatum ad modum coeli, et sunt ibidem multi lapides preciosi, lucentes in node, ac si esset clara dies. Ibi sunt lapilli qui vocantur midriosi, quos frequenter ad partes nostras deportare solent Aquilae, per quos reinvenescunt et lumen recuperant. Si quis illum in digito portaverit, ei lumen поп deficit, etsi si imminuitum restituitur et cum plus inspicitur, magis lumen aenitur. Legitimo carmine consacrato hominem reddit indivisibilem» [В особом дворце пресвитер Иоанн и прочие мудрые мужи держат совет. Дворец сей может вращаться подобно колесу и у него сводчатая крыша, напоминающая небеса; во дворце находится множество драгоценных камней, кои сияют в ночи так, будто настал самый светлый день. Эти малые камни, именуемые «midriosi», в наши земли часто заносят орлы, и, благодаря им, вновь становится светло. Тот, кто носит один из этих камушков на пальце, никогда не останется без света. Будучи повреждён, сей камень восстанавливается, и чем, дольше его созерцаешь, тем ярче сияет свет].

Мануил, король Романии, был взят пресвитером Иоанном в свой дворец, дабы жить там вечно.

Эта легенда об Александре, коя развивает некоторые элементы рассказов Каллисфена и Юлия Валерия, перекликается до некоторой степени с иной сагой двенадцатого столетия, согласно коей, Александр, достигнув места, «где души ожидают воскрешения тел», то есть земного рая, обрёл камень, подобный камню Фридриха II и пресвитера Иоанна. Об этом камне сказано: «Если сможешь проникнуть в его природу и его силу, то будешь свободен от любых мирских устремлений».