Размер шрифта
-
+

Люда Власовская - стр. 20

Я встала.

– Вы желаете прочесть? – обратился ко мне учитель, глядя не на меня, а куда-то поверх моей головы.

Теперь он был красен, как вареный рак, на лбу его выступили крупные капельки пота. Он слегка заикался, когда говорил, и вообще был довольно-таки смешон и жалок.

Я вышла на середину класса и начала:

Ты знаешь край, где все обильем дышит,
Где реки льются чище серебра,
Где ветерок степной ковыль колышет,
В вишневых рощах тонут хутора…[11]

Как истая малороссиянка, я обожаю все, что касается моей родины, и стихи эти я всегда читала с особенным жаром. Стоило мне только начать их, как я уже видела в своем воображении и белые хатки, и вишневые рощи, и смуглую хохлушку, вплетающую цветы в свои темные косы, и слепого бандуриста, запевающего песни о своей родине, – словом, все то, о чем говорилось у поэта. Чуловский, высоко ставивший декламацию, выучил меня оттенять чтение, делать паузы, повышать и понижать голос. Моя южная натура помимо меня вкладывала в стихи много пыла, и я каждый раз с успехом читала «Малороссию», заслуживая шумное одобрение и учителя, и подруг. Но Василий Петрович Терпимов, или Дон-Кихот, как его сразу окрестила насмешница Дергунова, имел, как выяснилось, свои, особенные представления о способе декламации. Он внимательно прослушал меня до конца, не выражая никакого удовольствия на своем худом, некрасивом лице, а когда я закончила, произнес лаконично, точно отрезал:

– Нехорошо-с!

– Почему? – невольно вырвалось у меня.

– Нехорошо-с… Так можно только молитвы читать-с, а стихи не годится… Проще надо, естественнее.

– А месье Чуловский очень хвалил! – послышался с последней скамейки голос Бельской.

– Замолчите! – зашикала на нее тревожно вскочившая со своего стула Арно.

– Месье Чуловский имеет свою методу… – заикаясь от смущения и мучительно краснея, произнес Терпимов, – я имею свою.

– Власовская – наша первая ученица! – как бы желая поднять мой авторитет, крикнула Дергунова.

– И профессора могут ошибаться, а не только первые ученицы, – изобразив на своем длинном лице нечто вроде улыбки, ответил учитель.

– Ах, противный, – звонким шепотом заявила Иванова, – да как он смеет против Чуловского говорить! Да мы его «потопим»! Это он из зависти, медамочки, точно из зависти!

Чуловский был нашим общим кумиром. Молодой, красивый, остроумный, он обращался с нами не как с детьми, а как со взрослыми барышнями, и мы гордились его отношением к нам. Даже неявным осуждением Чуловского Дон-Кихот сразу восстановил против себя восторженных девочек.

Его тут же решили «топить», то есть изводить всеми силами, как только могли и умели опытные на такие проделки институтки…

Страница 20