Любовный бред (сборник) - стр. 29
Прислушиваясь к Плошкиному храпу, Леонид Ефимович стал осторожно выбираться из жутких объятий. Но Тамара крепко сжала его сморщенную плоть и сонно пробормотала: «До утра, зайка, до утра…»
Месяц «растлителя» никто не беспокоил. Леонид Ефимович ожил, встряхнулся, расправил плечи, стал ненароком опять постреливать по сторонам…
Звонок из прокуратуры грянул, как залп «Авроры». «Зайди, – сказала Плошка без увертюры. – Есть разговорчик».
Вот ей-богу, она честно хотела закрыть дельце за неимением. Уже и докладную подготовила. Но тут, понимаете ли, возник один хмырь… У нашей курочки, в смысле у потерпевшей, серьезненькие связишки. В общем, майора вызвал генерал. Приказик – следствие продолжить. Майор готова, в свою очередь, запустить кой-какие собственные рычажки и механизмы, готова побороться… Но Лёнечка же понимает, это очень и очень, о-хо-хо, сложненько, рискованненько… Крокодил сладко чмокнул.
И вместо гладкой трассы потянулись перед мажором глухие окольные тропы. Не проходило недели, чтоб не вызывала его на ковер (часто буквально, непосредственно в кабинете) следователь. Леонид Ефимович осунулся, потерял аппетит, приобрел привычку затравленно озираться. Жена водила его по врачам, светила советовали отдых и смену обстановки. Профессор уехал в Грецию. В первый же вечер в дверь его люкса игриво постучались: та, та-та, та-та. Ну, дальше вы догадываетесь.
Их стали видеть вместе. «Питательная среда» готова была простить всех малолеток Москвы и области, и даже одобрила бы такое гусарство – но не бабу-мента. Жена стала спать отдельно и вставала, опухшая от слез. Дочка ушла жить к мальчику.
Едва ли не самый модный и успешный адвокат столицы проваливал одно дело за другим. Клиентура стремительно таяла.
Все еще красивый, но неуклонно разрушающийся господин топчется на углу у Почтамта. Ему дважды предложили выпить вконец разрушенные личности, безошибочно признав в нем своего. Верная Ада опоздала на полчаса. «О господи, Лёка… До чего ж ты жалкий, бедный мой! Куришь… – Погладила по щеке. – Ты б хоть побрился, милый. Чем тебе помочь? Ну хочешь, зайдем тут недалеко, пивка выпьем? А? Ну смотри. Знаешь, давай встретимся – вот хоть в понедельник, посидим нормально, перетрем… У меня сейчас клиент, прости ради бога, я позвоню!» Коснулась его губ душистой щекой и унеслась, паруся легким шикарным пальто.
Скорбным, темным, промозглым октябрьским утром Леонид Ефимович, проснувшись, нашел на столе записку: «Сил моих больше нет, Лёня, за вещами приеду позже».
И приехала. Вышла из лифта, как из самой ночи, с мокрой кудрявой головой, с плаща лило, словно с андерсеновской принцессы. «Вот… – жена подняла к нему залитое дождем родное лицо. – Не могу так… Давай попробуем сначала…» И в этот миг последней надежды из спальни, шаркая большими коленкоровыми тапками, выполз крокодил в стеганом халате, сонно зевнул и сказал: «Ух ты, ну и дожжычек! Простудишься, зайка, иди в постельку…»