Любовный бред (сборник) - стр. 28
– Плошка.
– Прекрасно. Она влюблена в тебя по сей день.
– Ты рехнулась.
– Лёка… – Ада позволила себе грустный вздох. – Ты не из тех мужчин, кого забывают…
– Вот она меня и не забыла, блядина!
Длиннобровый официант, вздрогнув, пролил коньяк на скатерть. Ада виновато ему улыбнулась.
– Короче. Если тебя интересует мое мнение: никакого сора из избы. Что знают двое – знает свинья. Вас уже и так двое, да плюс девка, да ее родня, и все как один свиньи. Включая тебя. Так что идешь к этой своей Ми… Плошке и тихо-мирно да-га-ва-риваешься. Деньги на бочку, и все такое. Дело надо закрыть. Амбиции и прочую фанаберию – в задницу.
– Ну не знаю… – Левинсон задумчиво глотнул коньяк, сморщился. – Есть же, в конце концов, гордость…
Ада весело рассмеялась, сунула ему в рот маслину:
– А чем тебе особенно гордиться-то?
Тамара Васильевна на стук не откликнулась, а когда Левинсон просунул в дверь голову, обратила на него лукавые глазки и неожиданно сказала:
– Ку-ку.
Крокодил кокетничал! Мама дорогая, крокодил принарядился в цивильное: новый блондинистый паричок, бусы из фальшивого горного хрусталя, серебристая декольтированная кофта с черной розой – эмблемой печали на груди. Дальше – стол. На столе – сигареты с ментолом.
– Угощайся.
– Не курю.
– А я вот закурила на старости лет.
Что-то шло не так. Леонид Ефимович не вполне понимал игру следователя – на этот раз «доброго», но с какой целью? Не признание же из него тянула, на черта оно ей нужно, его признание. А Плошка между тем открыла сейф, вынула бутылку недорого «Red label».
– Выпьешь?
Плеснула на четверть в два конторских стакана, подняла свой:
– Ну, не чокаясь – за погибшую любовь!
– Тома, ты прости, но если у тебя есть вопросы, то давай.
– Конечно, ну конечно. У меня полно вопросов, господин адвокат. Вот, например, такой вопросик…
Господи помилуй, да она пьяная!
– Что вы предпочитаете: провести со мной бесподобную ночь – или париться на зоне?
Левинсон хлопнул дверью и на следующий вызов не явился.
Плошка позвонила на мобильный:
– Советую реагировать на повестки, Левинсон. Или хотите прибыть под конвоем?
После очередного «допроса» Тамара попросила подвезти ее домой.
– Зайдем?
А, черт с тобой, жаба, подумал Левинсон. Не расстрел же, в конце-то концов.
Ах, Леонид Ефимыч, лучше б тебя расстреляли! Хоть быстро, раз – и отмучился.
Плошка велела ее раздеть. Потом долго, мокро взасос целовала. Потом пихнула на кровать и принялась топить в своем целлюлите. Она пыхтела, стонала, кричала, то залезала на окостеневшего, как в зубоврачебном кресле, профессора верхом, то сползала к его паху… О, пакость… Никогда не думал мажор Левинсон, что простой человеческий коитус может быть такой истинно лубянской пыткой.