Любовный бред (сборник) - стр. 20
Итак, с одной стороны – Ира беременна, и девать их с Вадиком решительно некуда. С другой же стороны, «личная жизнь» самой Люси приобретает все более отчетливые очертания. Жена Камиля, юная археологиня, за время отсутствия мужа нашла себе в экспедиции романтического друга, существенно приближенного к ней по возрасту и прочим параметрам. Как это принято у молодых женщин, она легко достигла того же состояния, что и подруга Вадика Ира. И письменно испросила у супруга согласия на развод. Были они, слава богу, бездетны, и Симферопольский ЗАГС равнодушно и заочно их развел.
Столь неожиданно обретенная свобода как бы озарила для Камиля факт, очевидный Люсе на стадии приблизительно третьего сексуального контакта: Камиль – ее мужчина, и она – его женщина. В раннем возрасте это называется любовью, у людей же опытных, на горизонте жизни которых маячат органы социальной опеки, близость такого партнера вызывает чувство покоя, защищенности и взыскуемого морального комфорта. Качество оргазма тут не играет роли – ну, во всяком случае, факультативную, то есть не лишнюю, но и не обязательную.
Они шли по набережной, и ветер уже совсем по-осеннему мел пережженные солнцем листья. Тут-то Камиль и произнес то, чего ждала и боялась Люся: «Деточка, я думаю, нам лучше жить вместе»…
– Ты ничего не рассказывал о своей семье…
– Какая ж семья? Жена вот от меня ушла. Детей нет.
– А родители?
– Мама умерла, давно, от рака. Отец живет у среднего брата. Нас трое, братьев, – пояснил Камиль.
– Видишь, – с непонятным укором сказала Люся. – А я даже не знала.
– Ну а я – разве знаю что-нибудь про тебя?
– Вот именно!
– Но какое это имеет значение?
– Это имеет значение. Может быть, ты расхочешь жить вместе, когда узнаешь…
Камиль обнял ее, расцеловал, как маленькую, в обе щеки.
– Ты, конечно, очень толковая дама… Но все-таки дурочка. Ну что – с сыном живешь в одной комнате? Невестка у тебя беременная? Я в курсе, Алсушка рассказала…
– Какая умница. Ну ладно. Хотя я не очень понимаю, как жить в этих условиях. А больше Алсушка тебе ничего не рассказывала?
– А что еще? – Камиль слегка насторожился. – С вами еще кто-нибудь живет?
– Нет. С нами никто больше не живет. Мы, знаешь… Мы сейчас съездим с тобой в одно место. Это недолго. Час-полтора.
«Не дай бог поселиться здесь когда-нибудь», – думали все без исключения посетители, только еще подходя к страшному дому, с которого, казалось, прямо на глазах осыпалась гнусная розово-серая штукатурка. За мутными стеклами маячили какие-то тени. Грязные цементные ступени крыльца под ржавым козырьком были сбиты до арматуры, оцинкованная дверь напоминала о морге. Окна в серых рассохшихся рамах никогда не открывались, намертво сжатые осевшими проемами. Невыносимый запах мочи, перебивающий всю остальную вонь: тухлой капусты, кала, немытых тел и волос, – вцеплялся в ноздри уже на ступеньках, становясь с каждым шагом все злее.