Любовница капитана - стр. 3
–– Будь проклят этот граф Прованский, – вырвался у Кампан злой прерывистый шепот. Она вся вздрагивала от ненависти – так, что даже края щегольского плоеного чепца на голове трепетали.
–– Вы его вините? – проговорила я едва слышно. – Разве это не пустые слухи?
–– Как же, пустые! Нет, мадам! – отрезала она. – Я достоверно знаю, что Мадам Пуатрин1 – кормилица – была назначена дофину как раз после любезной рекомендации принца! Вы тогда еще не были при дворе и, возможно, всего не ведаете… Как мне больно сейчас за королеву! Она никогда никому не делала зла.
«Ох, от всех этих предположений впору вовсе разувериться в людях», – подумала я. Действительно, уже очень давно среди придворных ходили упорные слухи о том, что дофин, при рождении крупный и сильный мальчик, весь в своего пышущего здоровьем отца, был заражен чахоткой намеренно: к нему по совету младшего брата короля, Месье2, графа Прованского, была приставлена больная кормилица. По ее виду еще ничего не было заметно, но рекомендовавшие ее люди должны были хорошо знать о том, что один ее ребенок уже умер от туберкулеза. Поскольку граф Прованский, пусть не в той мере, как герцог Орлеанский, но был захвачен преступными мечтами о короне Франции и преисполнен плохо скрываемого презрения к способностям короля как правителя, то эти слухи выглядели не беспочвенными. В случае смерти принцев Луи Жозефа и Шарля Луи наследником Людовика XVI по закону становился именно Месье. Кстати, Эмманюэль говорил мне, что видел его в своей масонской ложе…
Я испустила тяжелый вздох:
–– Господи, помоги ее величеству перенести все это!
Из алькова королевы за все это время не донеслось ни звука. Когда я, держа в руках чашку ароматного напитка, приблизилась к ее кровати, сердце у меня сжалось: королева лежала, как мертвая, наполовину седые волосы разметались по подушке, по лицу разлилась меловая бледность… Жива ли она? Я склонилась над ней:
–– Надо выпить, государыня. Это поддержит вас и успокоит. Вы же говорили, что у вас болит сердце.
Она послушно, как кукла, приняла у меня чашку. Я помогла ей устроиться, подложила ей под спину подушки, потом села рядом, не произнося ни звука. Некоторое время прошло в могильном молчании. Было слышно ход стрелки в часах, потрескивание дров в камине, шипение воды, выливавшейся порой из котелка на огонь. В этом оцепенении глаза у меня начали слипаться, хотя я и твердила про себя, что мне надо держаться любой ценой. Но несколько полубессонных ночей все-таки сказывались на самочувствии, и моя голова поневоле начала клониться на бок.