Литературоведческий журнал №39 / 2016 - стр. 43
Представление о сущности русской народности он выводит, с одной стороны, из содержания произведений поэта: «Восторг самодовольный, жар души, сила и живопись слова – вот, – замечает Полевой, – отличительные свойства созданий Державина». С другой – из характера Державина, воплотившего в себе, с точки зрения критика, черты русского человека: «Гений Державина, – пишет Полевой, – носит все отпечатки русского характера… В душу его не проникают ни испытующая отвлеченность германца, ни отчаянная безнадежность британца. Также недоступна ему веселая беззаботность француза: в самом веселье это разгульность русская, которая не веселится, но хочет забываться»156.
Последнее наблюдение очень точное. Действительно, русский человек впадает в «разгульность», переходящую частенько в «загул», не от радости, беззаботности иди стремления просто повеселиться, а, как правило, от отчаяния, от овладевшей им грусти, тоски, чувства несправедливости по отношению к нему, желая хоть как-то на какое-то время «забыться» и забыть обо всех свалившихся на него неприятностях, отключиться от печальных реалий своей жизни. И другого способа примирения со своей действительностью у него тогда не было. Да, пожалуй, нет и сейчас…
Затем Полевой еще раз вернется к разговору об «отличительных свойствах созданий Державина», на которых самым непосредственным образом сказались «родные отпечатки русского характера». «Заметьте, – пишет он, – особенно повсюдную унылость души, это веселие забывчивости, это разгулье русское, прорывающиеся сквозь восторг и радость, сквозь громы и бури гения: это из русского сердца выхвачено! В торжественной песне, в эротической пьесе Державина найдете вы родные сердцу черты. Найдете и добродушие насмешки, и русский гумор, и родную шутку в образах». Во всем этом Полевой видит «