Легко видеть - стр. 133

Наконец, в-третьих, за весь период пребывания у власти Пестерев не получил от Горского ни одного признания его умственных способностей, тем более интеллектуального превосходства. Пестерев не бился с ним за это, как Феодосьев, однако нежелание хвалить и одобрять все равно должен был расценивать как вызов. Подчиненный на то и подчиненный, что обязан следовать курсу руководства, каким бы этот курс и само руководство ни были бы. Феодосьев об этой административной премудрости не забывал никогда. В глаза и за глаза (поскольку знал, что сообщат) отзывался о знаниях директора благоговейно, никогда не скупясь на преувеличения. Например, он сообщал подчиненным, что Пестерев в совершенстве владеет английским, хотя тот ни разу не решался выезжать за границу без личного переводчика средней руки или самому беседовать по-английски с иностранцами дома, в институте.

Нахваливая директора, Феодосьев не забывал заботиться о сокрушении Горского. После выхода в свет книги, написанной Михаилом, он прямо-таки вникал в ее текст глазами в поисках ошибок, заранее приготовившись разоблачать и уличать. Его особенно взбесило, что книгу действительно издали на хорошей финской бумаге (об этом позаботился Болденко), что в ней было двадцать авторских листов, что Михаил не поднес ни ему, ни директору экземпляра с верноподданнической надписью (хотя тем, кого уважал, Михаил дарил книгу сам, и Феодосьеву было об этом известно) и, наконец, что в ней не нашлось ничего, что можно было изобличить по существу. И нашел он всего одну ошибку, одно криминальное место, но зато какое! О большем бывший полудиссидент по убеждениям не мог бы и мечтать!

Вызвав Михаила к себе, он без обиняков объявил ему: «Вы исказили Ленинское определение материи». Голос его звучал торжествующе и зловеще. Поскольку это было единственная цитата из классиков марксизма-ленинизма во всей книге, Михаил во избежание придирок к этому обязательному компоненту в любой книге советских авторов постарался воспроизвести ленинский текст точно и полностью, без расхожих купюр. Изобразив на лице неподдельный интерес (а не испуг, как рассчитывал Феодосьев), он с улыбкой произнес: «Очень интересно!» – Феодосьев, слегка озадаченный его реакцией, но еще не сбитый с толку, раскрыл криминальную книгу на заложенной странице, потом нарочито долго, рассчитывая испытывать терпение Горского, рылся в толстом энциклопедическом словаре, положенном ему как заместителю директора, близоруко щурясь в поднесенные к лицу страницы. Наконец, он решил, что выматывающая нервы пауза достаточна, а психическое давление достигло предела, и зачитал вслух определение из словаря. – «Ну и что?» – откликнулся Михаил. – «А то, что после слов, – Феодосьев назвал слова, – вы внесли отсебятину,» – и зачитал текст по книге Михаила. – «Вы полагаете, что это мои слова?» – не пряча иронии, отозвался Михаил. Феодосьев впервые взглянул на него с некоторым беспокойством за успех своей затеи. – «Продолжайте свои похвальные изыскания, продолжайте, – поощрил его старания Михаил. – Возможно, вы найдете еще что-нибудь полезное для себя». – «Что вы хотите этим сказать?» – буркнул Феодосьев. – «Что вы не утруждали себя знакомством с ленинским текстом. Больше ничего». – «Я процитировал точно». – Голос Феодосьева вновь зазвучал угрожающе и надменно. – «А мне кажется – нет. Как образцовый марксист, притом еще и кандидат в члены партии, вы обязаны знать, что цитировать классиков марксизма-ленинизма полагается по первоисточникам, а не по вторичной и справочной литературе. В книге же указан том собрания сочинений и номер страницы. Не пойму, что сбило вас с толку?» – «Но ведь Ленина не могут цитировать неточно в энциклопедическом словаре!» – защитился Валентин. – «Неточно? – почти наверняка не могут, – подтвердил Михаил, – а вот неполно – другое дело!» Феодосьев снова уткнулся в словарь. Когда он выискивал в текстах что-то нужное, он просматривал их от начала и до конца, а потом обратно – от конца к началу. Так было и на этот раз. Наконец, не отрываясь от словаря, он пробормотал: «Действительно, тут после слов (он снова назвал слова, за которыми следовал псевдокриминальное продолжение) есть…многоточие». – «Вот видите, – ласково укорил его Михаил, – а вы претендовали на то, что воспроизводите верно!» – «Ну, положим, при чтении вслух многоточие не произносится». – возразил Феодосьев, но Михаил уже резким тоном оборвал его: «Как программист вы обязаны знать, что каждый символ в тексте имеет определенное значение, и оно должно приниматься в расчет. Но вы горите слишком сильным желанием обвинить меня в идеологической диверсии, а потому и позволили себе небрежность в своем, с позволения сказать, анализе. Я думаю, моему соавтору будет небесполезно знать, в чем нас с ним подозревали, да еще с каким рвением».