Кваздапил. Наявули - стр. 22

Как понять, что я уже разбираюсь в чем-то? Фантик может быть очень красивым и притягательным, но он остается фантиком, его выбрасывают. С другой стороны, обидно подтереться пятитысячной купюрой, если по какой-то причине главным в деньгах считаешь вес.

Вера. Мои предки отдавали за нее жизнь. Я крещеный, и православие, даже если я не верю в Бога, – часть меня. Так получилось само. Мои родители тоже внешне вроде бы неверующие, но о том, что за чертой, периодически задумываются, и чем дальше, тем больше. Отречься от своей веры и принять другую – очень просто, если на словах, а не по-настоящему. Но слова придется наполнить поступками. А если мои нынешние представления о жизни – все еще монетки? Ими, тяжелыми и удобно лежащими в руке, можно, к примеру, запустить соседу в глаз, но купить на них что-то путное – невозможно.

Жечь бумажные деньги лишь потому, что не понимаю их ценности – глупо. Когда за что-то отдают жизни, оно должно стоить дорого, очень дорого. Тысячи, если не миллионы, моих предков умерли за веру. Такими предками люди гордятся. В том числе я – не понимаю, но горжусь. Они – великие. Они построили великую страну и создали великую культуру. Ромео и Джульетта умерли за любовь – их жалеют. В меню – два пункта, вера и любовь, люди гибнут за то и другое, отношение к павшим – гордость за первое и жалость за второе. Что выше и значительнее, если забыть о сиюминутных страстях?

А предателей и перебежчиков не любит никто, ими пользуются, но их презирают и никогда не считают своими, пусть хоть из кожи вылезут, хоть имя сменят.

Сейчас для меня вера – набор бессмысленных слов. Легко могу сказать, что верю в Отца, Сына и Святого Духа, а могу – в Аллаха и Пророка Его Магомета. Или в Гаутаму Будду. Тоже, в принципе, неплохая религия. Жил себе царевич, в ус не дул, потом задумался о главном в жизни, бросил царство и красавицу жену и отправился сидеть под деревом, отрешившись от страстей.

Что будет, если моя страсть пройдет? Сейчас в столь глупую идею, конечно же, не верится, как и в Бога. Но кто сказал, что я знаю все, причем – вперед на все времена?

Сказать можно все, и все будет неправдой. И за слова придется отвечать. Перед людьми. Затем – перед собой. А если потом еще и перед Богом…

Гарун ждал моего решения.

Я думал.

Морали в этой истории нет никакой, потому что ее и в жизни почти не осталось. Остается только «спасибо» сказать, что к нам с вами она никакого отношения не имеет.

Михаил Успенский, «Семейный роман»

И опять – родительская квартира, я в трусах лежу в своей постели, а по стене ползет утренний луч. В застопорившихся мозгах все перемешалось. Что – правда, а что – нет?! Не исключено, что на самом деле все наоборот, и сейчас мне снится родительская квартира. Наяву ли приходил Гарун с рассказом о Хаде или мне привиделся очередной глюк? Наяву ли я проснулся теперь?