Красный закат в конце июня - стр. 19
Пение, как сказали бы сейчас, было атональное. Никаких тебе чётких терций и квинт. Бесконечное завораживающее глиссандо под гулкий бой бубна и треск сучьев в огне костров.
– Светлое божество Ен. Дай нам удачу хоть иногда. Дух-покровитель охоты, почаще спускайся к нам на землю. Дух Ельника, будь всегда на своём месте. Дух рек и ручьев, не отлетай далеко от берегов. Дух – хозяин бубна, звучи сильнее! Они здесь! Курите, курите им быстрее!
В толпе камлающих началось движение. Растёртые сушёные листья багульника угорцы спешно выгребали из потайных углов одежды, выкладывали кучками на утоптанный снег. Опускались на колени, бросали угольки в душистый порошок, раздували и раскуривали в глиняных трубочках.
Служки поднесли шаману тлеющий уголь, и он съел его, что означало готовность подниматься на семь ступеней к верхнему царству и переносить на землю души заболевших людей.
– Души детей Ена ловите! – крикнул шаман из верхнего царства.
Толпа с воздетыми вверх руками начала бег вокруг ракиты.
Шаман бил в бубен семь раз по семь с перерывами. Между сериями ударов обыгрывал бубен, представлял его то щитом, то лодкой, то луком для стрельбы. А колотушку – плетью, веслом, стрелой[27]…
На второй день по обычаю забили на празднике Ен рогатого оленя.
Уже солнце поднялось высоко, когда Синец отмахал путь от землянки до торжища и выволок сани со льда на берег.
Общая трапеза была в самом разгаре. От туши отделяли тонкие ленты (строганину) и раздавали всем желающим.
Опускали в рот язык на язык.
Сырое сочное мясо запивали брагой из малины.
Колотили костями-бабками по висячим дощечкам – барабанили.
Дудели в связки гусиных перьев. Угорские мужики орали:
Женщины не отставали ни в питии, ни в пении:
Но и торг за буйством не забывался. За один куль муки дали Синцу торбаса[28]. Другой куль выменял он на долото.
В торбасах снега одолевать. А долотом пазы выбирать на обоконниках и притолоках строящейся избы.
К тому же на уме у него было – за долгую зиму два колеса сработать хотя бы для ручной тележки, да ткацкую раму, да трепало, да чесало. А без долота к такому делу не подступиться.
Объяснялся он на торжище руками и пальцами.
Озадачен был множеством чужого народа, угнетён непонятным говором.