Когда в городе становится тихо - стр. 3
Мама спросила, имеет ли Поля какое-то отношение к жутким звукам пианино, которые разбудили всю округу, и девочка ответила, что это получилось случайно. Мама недовольно покачала головой и сказала, что после завтрака Полина должна пойти и извиниться, а сейчас – марш чистить зубы и умываться, но малышка невинным голосом возразила, что ванная с раннего утра занята дядей Сашей. «Пока не умоешься, никаких сырников ты не получишь!» —прозвучал строгий ответ. Девчушка для проформы повозмущалась, после чего, сделав вид, что ужасно расстроилась, топая босыми ногами, направилась в комнату – за щеткой и зубным порошком. Тетя Клаша, громко хлюпнув, отпила из чашки и сказала: «Что можно каждое утро так долго делать в ванной комнате? Это же просто уму непостижимо!», но, не получив ответа, вернулась к горячему кислому чаю, втягивать который с громким звуком ей очень нравилось, нравилось без особых на то причин.
Поля вернулась на кухню с лазурной баночкой порошка и щеткой, пожелтевшие щетинки которой торчали в разные стороны. С грохотом подтянув табуретку к умывальнику, малышка забралась на нее и открыла кран, который сердито шикнул, и из него вырвался поток воздуха и брызг, да так неожиданно, что Поля взвизгнула. Она подставила щетку под струйку воды, затем окунула ее в порошок, аккуратно поднесла к носику, скривилась от резкого мятного запаха, осторожно прислонила ее к зубам и принялась водить вверх и вниз.
Обе женщины умиленно наблюдали за процессом. Они настолько увлеклись этим зрелищем, что тетя Клаша сделала глоток чая, забыв громко хлюпнуть, а Полина мама упустила из виду сырники, которые прихватились с одной стороны. Когда сковородка зашипела, мама подскочила, Клаша воскликнула: «Бог ты мой!», а Поля заорала: «Пожар!» – и помчалась относить ненавистные щетку и порошок.
Утро было в самом разгаре. Где-то негромко играло радио, со двора доносились хлесткие удары костяшек домино и периодические возгласы: «Рыба!», «Козел!», «Да сколько же можно, Безе! Имейте, в конце концов, совесть!» В соседнем доме залаяла собака по кличке Рубин – метис овчарки и черт знает кого еще. Дядя Саша, благоухающий одеколоном, наконец-то выбрался из ванной. Насвистывая «Команда молодости нашей», он заглянул в кухню и с умным видом сказал: «А у вас что-то сгорело», но получив едкий ответ: «А то мы не заметили!» – направился к себе.
Дом гудел. Он гудел голосами – сиплыми и звонкими, молодыми и зрелыми; он гудел звуками шагов – босых ног, ног в домашниках с твердыми резиновыми подошвами отечественных обувных фабрик и мягких каучуковых подошв домашников фабрик иностранных. Он гудел потоками воды, смываемой в раковинах и унитазах. Он гудел старой проводкой в тканевой оплетке. Он гудел обычной киевской жизнью.