Когда в городе становится тихо - стр. 4
Кто-то собирался на работу. Кто-то уже давно не работал. Кто-то не работал никогда. Это был вполне себе обычный дом, состоявший из коммунальных квартир и жильцов разной степени образованности, которых вместе свели условия социалистического быта – условия неоднозначные, с чрезмерно большим количеством общего и явным недостатком частного, но быта неизменно веселого и нетривиального.
В первые дни марта я часто гулял по оживленным окрестностям, наблюдал за людьми в парке и детьми, гонявшими мяч на школьном стадионе. Казалось, жизнь шла своим привычным весенним чередом, тем не менее в воздухе отчетливо ощущалось напряжение. Конечно, власти старательно убеждали нас в том, что все хорошо и страна ко всему готова, однако в прессе регулярно всплывала противоречивая информация, да и по ночному городу стало ездить больше скорых. У больниц появились одинокие патрульные машины, с каждым днем их количество увеличивалось, а через некоторое время горожане обнаружили, что едва ли не все входы в госпитали оцеплены людьми в форме. Все это лишь усилило и без того тревожное состояние киевлян.
Утро четырнадцатого марта выдалось предельно тихим. Казалось, вот-вот должен был пойти сравнительно теплый весенний дождь. В небе кружило взволнованное непогодой воронье, а старый дом напротив скрипел под тяжестью резких порывов ветра – предвестников надвигающейся бури. Сидя на подоконнике, я пил кофе и листал старый альбом, посвященный Дрезденской галерее, который откопал на одной из книжных полок. Осмотрев очередной шедевр, коих в этой галерее было на редкость много, я делал глоток кофе и томным взглядом окидывал улицу в поисках чего-нибудь поинтереснее, чем очередное полотно старого мастера.
Когда к парадному подкатило такси, и кофе, и каталог подошли к концу. Из авто показалась девушка в светло-коричневом пальто. Длинные русые волосы были собраны в аккуратный пучок, а лицо закрывал респиратор и темные очки. Это и был первый раз, когда я увидел ее…
Приятное тепло. Приятное тепло и ощущение уюта. Нитки такие твердые, что я могу почувствовать каждую ворсинку, проникнуть в это сплошное, связанное между собой полотно и почувствовать что-то вроде… счастья? Я всегда трогала ткани. Тактильные ощущения от прикосновения к хорошей материи с раннего детства доставляли мне огромное удовольствие. Это целый мир – мир тканей. В каждой из них есть что-то особенное и уникальное.
Хорошие ткани стали теперь редкостью. Словно их разучились делать. Иной раз принесут мне какой-нибудь велюр из магазина, я к нему прикоснусь – и работать не хочется. Не живая это ткань. А вот пальто старое – совсем другое дело. Подкладка шелковая, роговые пуговицы, а шерсть – шерсть в палец толщиной! Не пальто, а сказка! И я несколько дней присматриваюсь к нему, трогаю, одеваю – все понять пытаюсь, что из него можно сделать. Вечером читать усядусь – и себе на плечи его наброшу. А спать пойду – повешу пальто на стул рядом с кроватью, руку в карман засуну, так и сплю. А утром просыпаюсь и уже знаю – юбка будет, длинная, в гармошку. А из подкладки – блузка. И закипела работа. Застучал мой «Билефельд».