Когда цветет папоротник - стр. 33
– Люди здесь не при чем, – с горечью отозвался ее собеседник и снова потер подбородок. Его испугало и неожиданно удивило, как просто она поняла его душу... – Я – чудовище, Кэтрин, – признался он, ничуть не лукавя, – и вряд ли сам прощу себе это. А чудовищам лучше не знаться с людьми... Наш удел – одиночество... и беседы с давно почившими собеседниками.
… И со мной, – улыбнулась Кэтрин. – К тому же, вы вовсе не чудище. Если и были таким, то давно изменились... Глаза у вас добрые, я ведь вижу. Вот и Банни ластится к вам, посмотрите, он плохих людей за милю учует. Мясника, мистера Пратчетта, на дух не переносит... Так облает, что только держись. Нет, – заключила она с полной уверенностью, – вы – не чудовище. Просто очень несчастный и одинокий... Смотрите. – Она извлекла из корзинки кусок миндального торта и протянула его собеседнику. – Самый вкусный кусочек в целом Уэльсе специально для вас. – И так как мужчина не двигался с места, добавила с явным скепсисом: – Я не верю, что вы не любите сладкое.
– Меня давно ничем подобным не угощали...
И глаза девочки вспыхнули радостным светом.
– Тогда попробуйте, уверена, равнодушным вы не останетесь.
И пока Призрак Темного дома пробовал торт с миндальной присыпкой, Кэтрин, внимательно за ним наблюдая, спросила:
– Как полагаете, почему в доме поселился призрак монахини-доминиканки? Вы что-нибудь слышали об этом? Например, в поместье лорда Лероя обитает Белая Леди – погибшая невеста его давнего предка. Ее отравили на брачном ложе враги лорда Лероя, и девушка, так и оставшаяся вечной невестой, преследует каждую новобрачную этого рода.
– Занимательная история, – невольно улыбнулся мужчина. – Моя менее прозаична. Давно, еще будучи маленьким, я слышал от матери, что Уиллоу-холл был некогда женским доминиканским монастырем. Здесь обитало около полусотни монахинь, но во времена роспуска монастырей при Генрихе VIII, его упразднили, и женщины, почитавшие его домом и своей тихой обителью, были вынуждены покинуть родные стены, вернуться в семьи, давно о них позабывшие. Одна из монахинь, которой либо некуда было идти, либо она посчитала, что просто не хочет подчиняться диктату монаршего слова, поднялась на самую высокую башню, взмолилась к господу о защите и спрыгнула вниз, надеясь, верно, что, подобно пророку Илии, будет подхвачена огненной колесницей и взята прямо на небо.
– Однако этого не случилось?
– История умалчивает о том, но, судя по ее блужданию в этих стенах, самоубийство не было вменено этой несчастной в заслугу – и после смерти она не обрела покоя на небесах. Как не случилось того и при ее жизни...