Казаки в Абиссинии - стр. 27
Араб засмеялся, отрицательно замотал головой и махнул рукой – проходи, дескать. Я повторил свою просьбу и обещал, что ничего не будем трогать.
– Rien toucher?[16] – недоверчиво сказал араб и скривился весь в гримасу. – Бакшиш?
Я уже в Константинополе привык, что без бакшиша, то есть «на чай», ничего не делается, и поэтому полез в карман за кошельком и дал ему меджидие. Но ему этого было мало. Под самое лицо тянул он мне свои корявые грязные пальцы, смеялся и качал головой, пришлось набавить, и плутоватое животное наконец отперло калитку.
Мы в банановой аллее. По обеим сторонам широкой и гладкой дорожки, усыпанной белым песком, растут громадные кусты бананов. Красные – это особенный сорт, плоды свешиваются длинными гроздьями вниз; за ними внизу целая заросль мандариновых деревьев, покрытых еще зелеными плодами. Аллея упирается в площадку, обсаженную олеандрами, туями, акацией, мимозой и еще какими-то высокими деревьями, усеянными громадными желтыми цветами. Нежный аромат мандаринов разлит в воздухе. Посредине площадки растет гигантская муза[17]. Просто не верится, что она сидит прямо в грунте, ожидаешь увидеть под ней кадку или горшок. А кругом розы, магнолии и чудные белые лилии. Из чащи деревьев бамбук кидает тонкие, будто железные, зеленые стволы, усеянные массой мелких листьев, жасмин протягивает ветку ароматных цветов. Не знаешь, что смотреть, куда идти. Казаки то и дело ахали от изумления и обращались ко мне с вопросами, как какое дерево называется. По галерее, увитой виноградом, который здесь трех сортов, мы прошли в рощу финиковых пальм и спустились в катакомбу. Катакомба, вероятно, поддельная, слишком чисты ее столбы, слишком аккуратны стены и картинно расположение.
Выйдешь из нее, войдешь в сад и не знаешь, на что смотреть, чем любоваться. Упиваться ли чудным ароматом роз, олеандров, жасмина, банана и мандарина, любоваться ли на оригинальные причудливых форм орхидеи, спускающие свои цветы с высоких ветвей, или замереть на месте и смотреть на удивительно красивую аллею, на перистые листья пальм, синее море и темно-синее небо.
«Это рай земной! – говорили кругом меня казаки. – Таков был рай! Жить бы здесь, и в Абиссинию ехать не надо бы». – «Я бы век здесь прожил! – блаженно улыбаясь, говорил голубоглазый Крынин. – И умирать не надо!..»
Проводник-араб оказался гораздо любезнее араба-привратника. Каждому казаку он передал по маленькому пучку дивных роз, а мне их дал целый букет и, кроме того, поднес нам корзину свежих фиников, только что сорванных с дерева. И мы вернулись на пароход, бодро распевая песни, и у каждого за ухом в густых казачьих кудрях было по нежной розе. И я скажу, что контраст бледно-розовых лепестков царственного цветка и темных волос бородача Духопельникова был не лишен известной оригинальной прелести…