Размер шрифта
-
+

Казаки в Абиссинии - стр. 28

Памятник Магомету-Али помещается на большой площади. Арабский повелитель изображен верхом на арабском коне, идущем в крутом сборе, в чалме и широких шароварах. Конь стоит на высоком пьедестале, окруженном решеткой. Вокруг разбит цветник.

Говоря об арабской полиции, я забыл рассказать о курьезном эпизоде, бывшем с нашими казаками. Я увольнял их командами по звеньям в баню. При возвращении из бани двое из сводного звена прельстились перспективой доехать до пристани на осликах, стоявших на площади. Услужливый араб за сорок копеек (два пиастра, на деле пиастр величиной похож на двугривенный, и люди конвоя называли его постоянно двугривенным) дал им двух осликов, и кавалеры при дружном хохоте товарищей покатили. Подъехав к решетке таможни, они заплатили арабу два пиастра и пошли на пристань. Как вдруг к ним привязался другой араб, владелец второго осла, и потребовал за него деньги.

– Отстань, – говорил ему рассудительный толстяк, старший звена, – мы тому отдали за обоих ослов, чего нудишься?

Но араб не отставал. Он дергал казаков за рукава курток и угрожающе показывал на полисмена.

– А, ты хочешь к городовому? Изволь – наше дело правое.

И мой толстый унтер-офицер вперевалку направился к полисмену-арабу.

– Вот видите, господин городовой, – резонно заговорил он, – мы рядились вон с тем извозчиком, чтобы он дал нам двух ослов прокатиться, и отдали ему за это сорок копеек. Тут же является вот эта эфиопская морда и требует еще сорок копеек. Мы с ним не рядились и его не знаем. За что же нам еще платить?

Полисмен внимательно посмотреть на тяжущихся. С одной стороны перед ним было солидное полное открытое лицо русского фейерверкера, с другой – кривляющаяся черная морда кричащего на гортанном языке араба. Правда, очевидно, была на стороне «москова», и араб получил по шее и исчез со своими претензиями…

Я уже писал, что александрийская ночь есть нечто волшебное, невероятное. Писал я, что лунный свет в этом прозрачном светлом воздухе дает поразительные эффекты. И вот в такую-то дивную ночь, когда во фланелевой паре только-только дышать можно, интересно попасть в центр Александрии, в ее арабский квартал.

Всё население наружу. Разврат самый грязный и в то же время самый утонченный вылез на улицу и идет совершенно открыто. Вот из окон небольшого дома несется оригинальное пение, сопровождаемое аккомпанементом струнных инструментов.

– Дане ду вентре[18], – шепчет вам какая-то черномазая личность, с самого входа вашего в квартал неотступно следящая за вами и дающая пояснения с конечной целью выпросить бакшиш.

Страница 28