Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов - стр. 159

Вместе с тем Шпет настаивает на том, что в искусстве речь идет о знании, которое принципиально непереводимо на язык понятий (Ед. хр. 3. Л. 7). Ведь только эта непереводимость и узаконивает притязание искусства быть видом знания sui generis и особым родом языка, отличного от языка понятий.[590] Такому притязанию может соответствовать лишь нечто непереводимое на язык предметов, событий или идей, а значит, и непредставимое в качестве предмета. Таковым, согласно Шпету, является знание о себе, или самосознание. Таким образом, его основной тезис гласит: «искусство как знание = самосознание» (Там же. Л. 24).

Развивая этот тезис, Шпет включается в дискуссию об интерпретации самосознания, которая сопровождает философскую мысль со времен Дж. Локка. Именно Локк разработал рефлексивную модель самосознания, находящую сторонников вплоть до сего дня, несмотря на резкую критику ее со стороны Юма, Фихте или Брентано. Согласно этой модели, в самосознании я постигаю себя посредством обращения сознания к самому себе. В таком акте рефлексии я не направляю внимание на предметы внешнего мира, как в акте внешнего восприятия, но делаю предметом сами акты сознания. Данная модель рефлексии, несмотря на свою простоту и кажущуюся разумность обоснования, сталкивается, однако, с некоторыми фундаментальными проблемами, которые не позволяют в ее рамках разъяснить феномен самосознания.

Во-первых, это проблема идентификации, которая означает, что самосознание не может появиться из процесса отождествления акта сознания и его предмета. Необходимо принять это тождество как предпосылку, чтобы сделать понятным единство акта и предмета. Попросту говоря, прежде чем узнать свое отражение в зеркале, я уже должен быть каким-то образом знаком с самим собой, т. е. иметь знание о себе, возникшее не путем отождествления себя и своего отражения в зеркале. Неудачу такой рефлексивной самоидентификации описывает Эрнст Мах в своей критике «метафизического» понятия Я: садясь однажды в венский омнибус, он увидел, как с противоположной стороны в него входит другой человек, и подумал: «какой-то захудалый педагог», – не заметив, что напротив него висит зеркало.[591] Однако Мах, из подобной ошибки идентификации делавший вывод, что «наше Я нельзя спасти»,[592] тем не менее обладал знанием собственного зрительного акта, в котором видел «захудалого педагога», и не оспаривал такого знания. А это и оказывается свидетельством предшествующего рефлексии изначального самосознания, позволившего ему исправить ошибку идентификации.