Иммигрантский Дневник - стр. 27
Немцы утвердительно кивали. Бенни Хилл, натягивая шинель, оглядывался в поисках какого-нибудь зеркала, чтобы оценить свой вид. Новый наряд был ему маловат и смотрелся несколько нелепо в сочетании с черными штанами и кудрявой головой. Помимо этого, он никак не вписывался в образ солдата из-за отсутствия исполнительной выправки и затуманенного выражения на лице. Пить алкоголь я не стал, а они, по очереди отхлебнув из бутылки по глотку, вопросительно посмотрели на меня. Возникла небольшая пауза, так как дело сделано и требовалась развязка.
Русские названия германских городов по произношению иногда очень отличаются от оригинальных. Например, Ганновер по-немецки звучит как Хануфа, а Лейпциг – как Ляйпциш. Произношение к тому же варьируется в зависимости от диалекта и от того, насколько говорящий заботится о понимании своей речи собеседником. Так и с городом Галле. Моя импровизация «ту Галле» долго не срабатывала. Пьяный Бенни Хилл, напрягая извилины и при этом морщась, как Гарри Каспаров перед неудачно разыгранным шахматным дебютом, вдруг выпучился и спросил:
– Хале?
Буква «а» была произнесена совершенно по-другому, чем на русском. Более открыто, а «х» – гортанно, с выдохом. Начальный звук напомнил тот, что возникает, если горло полоскать содой. Также я заметил, что в разговоре немцы открывают рот значительно шире, чем мои соотечественники. Тогда мне еще не было известно о множестве разных диалектов. Саксонский же, на котором со мной пытались наладить контакт, – это вообще сплошная непрекращающаяся катастрофа. Однако название нужного мне города я все же распознал и ответил:
– Да, Хале.
Выйдя на улицу, я почувствовал, что куртка «Made in Mongolia» совсем не защищает от мороза. Впрочем, спасала быстрая ходьба и эйфорическое ощущение обретенной свободы. Никакой офицеришка не прицепится, и не подвезет по адресу случайно проезжающая мимо военная машина. До вокзала оказалось совсем недалеко, а следующий поезд до нового города, лежавшего в темноте, был на подходе. В моих руках очутилась хрустящая бумажка с нарисованным на ней длинноволосым человеком – десять немецких марок. Эххх, спасибо, ребята! Этих денег мне должно хватить на билет, продававшийся в самом поезде.
Снова я стоял на той же платформе, которой меня встретил Биттерфельд. Только уже в темноте – на вокзальных курантах был час ночи. Ветер и снег мешали мыслям. Но точно известно, что скоро, совсем скоро будут теплое купе вагона, попутчики и контролер в красной шапке.
В этот момент меня осенило: ведь все получается, как я задумал! Пройдут еще дни, недели, может быть, месяцы, и однажды это путешествие закончится, а я буду вспоминать его так, как вспоминаю сейчас, сидя совсем другой ночью на стуле перед монитором, когда мои руки привычно скользят по клавиатуре.