Иммигрантский Дневник - стр. 20
Время пролетело незаметно. Ни одним словом и жестом я не выдал истинной цели своего путешествия. Войдя в роль мартовского зайца, рассказывал о своих армейских делах, как будто и вправду с искренним воодушевлением держал дорогу в батальонную казарму. Над аэропортом робкой акварелью забрезжил восход. Участившийся гул взлетающих самолетов разбудил спящее нахохлившееся воронье царство, и большая стая с карканьем поднялась над стоянкой такси. В длинных переходах вновь замелькали спешащие пальто, начиналась торговля в магазинчиках терминала – неторопливо пришел новый день. Молодые польские попрошайки растворились по делам, а вскоре офицер сказал, взглянув на часы:
– Ну, мне пора на поезд, служивый.
– Спасибо за беседу.
– Мир тесен. Может, свидимся.
Повезло солдатам-срочникам с таким харизматичным командиром. С неподдельным интересом он слушал мои рассказы, смеялся и сетовал. А я – историю о его непростой офицерской работе, штабных интригах, о семье, о том, что многие из сослуживцев едут на войну в Азербайджан.
Господи, а сколько войн еще впереди? Одна? Две? Сколько предстояло ему? На таких людях держалась наша армия в наступившее смутное время. Эта человеческая порода крайне редка. При иных условиях спросить бы его домашний адрес или номер воинской части. Сейчас же излишества могут сбить с пути. Даже если мир очень тесен, вряд ли нас когда-то сведет по новой – это я знал точно, потому что меня ждало Средиземное море.
4
Снова поезд и дорога, и за окном аккуратная красная черепица, припорошенная снегом. Церквушки со шпилями, как будто сошедшие с рекламы игрушечных железных дорог фирмы «Пико», в морозном утреннем тумане проносятся мимо. Поезд шел тихо, и мягкий желтый свет ласкал шинель, а под ней и меня.
Хорошо на мгновение забыться в этом раю, состоящем из еще сонных людей, мягких кресел и собственного дыхания.
С трудом, дернув приоткрытым глазом, я обнаружил очередную остановку – поезд находился на небольшой станции. По кукольному, в сравнении с солдатским плацкартом, вагону прошло несколько человек. С той стороны стекла, прямо напротив, находилась длиннющая, с непривычки трудно читаемая немецкая надпись.
Язык Гете богат на необычные выдумки. В «кошачьей библиотеке» зафиксировано множество словесных извращений более чем средней протяженности. В том числе употребляющихся в повседневном обиходе. Но при виде этого названия меня как будто окатило холодной водой. На двухметровом синем щите едва умещалось Lutherstadt-Wittenberg – место дислокации моей воинской части.
Вот он, город великого Лютера, место расположения танков Т-72 и тропосферных станций Р-412, колыбель протестантства и вкусных яблок для советских солдат. Схватить чемодан, да к выходу. Деловито дойти до воинской части, где меня с распростертыми объятиями впустят знакомые часовые на КПП, а прапорщики да майоры, надув щеки, станут срочно разбираться, как со мой быть и какой пистон придумать. Пускай судят показательным судом в полковом клубе и шлют в дисбат, чтобы другим слонярам неповадно было!