И в горе и в радости - стр. 11
шамшир. Эта изогнутая лёгкая персидская сабля, подвешенная на двух ремнях к поясу, красовалась на левом бедре Филиппа, придавая всему его облику непривычный для европейцев, экзотический и немного разбойничий вид. Сам же Филипп чрезвычайно гордился своим оружием: его клинок, выкованный из дамасской стали, ценился не меньше боевого коня; а эфес, богато украшенный резьбой и эмалью, являл собой чудо ювелирного искусства.
Пока девушка с нескрываемым восхищением рассматривала саблю, Филипп без смущения любовался девушкой. Несмотря на излишнюю худощавость, она была очень изящной; недавно вошедший в придворную моду корсет придавал талии умопомрачительную тонкость, а небольшой груди – соблазнительную упругость. Крупная розоватого оттенка жемчужина в глубоком вырезе чёрного платья на матово-белой коже точно магнитом притягивала взор мужчины, который метался между нею и такими же розовыми пухлыми губами.
Но вот эти губы приоткрылись, и прозвучал мелодичный голос:
- Мессир де Монфор, какая честь снова видеть вас в нашем доме!
- Мадемуазель Шарлотта. – Филипп склонил голову в знак приветствия и затем приложился долгим поцелуем к протянутой ему руке девушки, белой и гладкой, как атлас.
Заметный румянец, словно тень, скользнул по прелестному лицу Шарлотты; в глазах вспыхнул огонёк. С кокетливой поспешностью девушка вырвала руку и с необычным оживлением стала допытываться, по какой причине граф де Монфор не был у них в гостях столь длительное время.
- Отчего бы вам не навещать нас почаще? – спросила она, капризно выпятив губы. – Кажется, не на краю света живём. И отец о вас вспоминает едва ли не каждый день.
Улучив момент, когда граф де Лаваль отвернулся, чтобы дать слуге распоряжение об угощении, Филипп тихо произнёс:
- А вы, мадемуазель Шарлотта, вспоминаете обо мне?
Огонёк в глазах девушки погас и исчез, она потупилась и проговорила с укором:
- Вы же знаете, я желала бы видеть вас как можно чаще, дабы иметь удовольствие говорить с вами, глядя в ваши чудные глаза.
Шарлотта умолкла, стыдливо склонив голову, но в её лице было не столько смущение, сколько хорошо знакомое Филиппу девичье кокетство. И точно в подтверждение его мыслям, из-под полуопущенных ресниц на него брызнули искры её светло-зелёных, цвета морской волны, глаз. Филипп ответил на предложенную ему игру своей самой обольстительной улыбкой.
Но тут в разговор снова вступил граф де Лаваль:
- Так что же, Филипп, давно ли вы возвратились в Париж? И как долго вы намерены здесь оставаться?
Он повернулся к дочери и торопливо пояснил ей: