И в горе и в радости - стр. 10

Удерживая в своей большой костлявой ладони крепкую широкую руку гостя, Арман де Лаваль пожимал её с сердечной приветливостью.

Гостем был Филипп, граф де Монфор-л’Армори, единственный сын друга молодости Армана де Лаваля. Филипп являл собой идеал французского дворянина и мечту всех девиц на выданье: подтянутый, в меру мускулистый, чрезвычайно обходительный в общении, одетый по последней моде. Внешность его была очень привлекательна, если не сказать: поразительна. О такой говорили: один раз увидишь – больше никогда не забудешь. Пепельно-серый дублет со шнуровкой и белоснежный кружевной воротник, покрывающий плечи, подчёркивали ровный бронзовый загар его сильного тела. Скульптурную, крепко посаженную голову украшала копна иссиня-чёрных волос; волевой подбородок и решительно сжатые губы выдавали суровый характер, хотя в выражении его лица и позах сквозила какая-то мечтательность, присущая увлекающимся натурам. Гордое благородное лицо подтверждало знатность происхождения; открытым и смелым был взгляд его дымчато-серых глаз, обрамлённых чёрными ресницами. Таким взглядом он смотрел сейчас на хозяина дома, который не переставал при встрече с ним проявлять свою бурную радость.

- Филипп, если бы вы только знали, как я ждал этой встречи! – восклицал де Лаваль, впившись в гостя сверлящими глазами. – Если не ошибаюсь, за последние полгода я лишь второй раз имею удовольствие видеть вас в своём доме?

- Да, мессир, так и есть, - учтиво поклонился Филипп, - но я могу поздравить себя с тем, что среди всех моих старых знакомых в Париже нашёл такой дом, как ваш. Я очень признателен вам за ваше искреннее радушие.

- Вы всегда можете чувствовать себя здесь как у себя дома. Вы, как когда-то ваш отец, уже не раз показали себя как настоящий друг моей семьи.

- О, я всегда был вашим другом, только – увы! – не получил признания.

- Да что вы такое говорите, Филипп! – де Лаваль наконец выпустил руку гостя из своей цепкой ладони. – В этом доме уже все оценили ваши достоинства.

Граф де Монфор, галантно поклонившись, поблагодарил, но не удержался и прибавил:

- К моему прискорбию, не все.

- Как не все? – Арман де Лаваль в неподдельном изумлении вскинул широкие, сросшиеся у переносицы, седые брови. – Кто же их не оценил?

- Мадемуазель Шарлотта, например, - с притворной грустью пожаловался Филипп. И, усмехнувшись одними лишь кончиками рта, скосил глаза в сторону высокого окна.

Он с самого начала, как только вошёл в вестибюль дома семейства Лавалей, заметил, что кто-то прячется за портьерой из тяжёлого синего бархата. Едва он произнёс последние слова, как его догадка подтвердилась: из-за портьеры вышла девушка, которая тут же словно застыла, устремив восхищённый взгляд на блестевший в тени