Горький вкус полыни - стр. 8
Болью отзывались в её душе и воспоминания о том дне, когда погиб отец и были перебиты соплеменники, а она сама вместе с матерью и другими женщинами попала в плен. Тавра ещё и теперь, закрыв глаза, могла увидеть несущееся, как лавина в горах, блистающее доспехами, грозно ревущее вражеское войско. Видела, как эта лавина смяла конницу её соплеменников и опрокинула обозы. Видела железные шлемы без лиц, с небольшим просветом для глаз, слышала скрежет железа о железо, ржание коней, крики сражающихся и стоны умирающих... Видела спины бегущих и то, как оставшихся в живых преследовали по всему полю битвы, а они стремились уйти за холмы. И дальше – за Курган, где от края и до края, врезающихся в горизонт, раскинулись тысячелетние владения Великой Степи...
Тавра глубоко и жадно вдохнула воздух, вбирая его всей грудью, – этот воздух, пропитанный ароматами весенней степи, был особенно нежен и душист. Пахло распускающимися дикими тюльпанами; воображение живо рисовало яркие ковры весенних первоцветов: фиолетовые ирисы, красные и розовые маки, застенчивые васильки, сине-фиолетовые цветы шалфея.
- Тавра! – Сердитый женский голос, раздавшийся у девочки за спиной, вырвал её из сладкой неги грёз. – Так и знала, что ты здесь! Госпожа зовёт тебя в таблин. Не заставляй её ждать!
Спустившись следом за Ией – так звали старшую служанку и доверенное лицо хозяйки дома – по лестнице, Тавра направилась по сквозной мраморной галерее к внутренним покоям. В таблине, который считался рабочим кабинетом членов семьи стратига, её ждала госпожа Динамия – хозяйка, покровительница и наставница Тавры в одном лице.
Ни для кого в доме не было секретом, что добродетельная супруга фарнабского стратига испытывает к своей маленькой невольнице искреннюю привязанность. Динамия никогда не повышала на неё голос, а порой и вовсе говорила с ней как с равной, как со взрослым умным человеком. Она сама подбирала ей наряды, которые выглядели намного богаче, чем у других служанок, а порой, прихорашивая девочку, украдкой смахивала слезу.
За последние полтора года Тавра вытянулась и похудела, её плечи и коленки заострились, и, если бы не платья, в которые её одевала Динамия, издали её можно было принять за мальчишку. И всё же нельзя было не заметить, как угловатость её фигуры постепенно превращается в хрупкое изящество, а порывистые движения становятся более плавными.
Длинные загнутые ресницы резче бросали тень на её золотистую кожу; чёрно-синие глаза продолговатого разреза казались ещё более глубокими, бездонными. Но Динамия, наблюдавшая взросление своей подопечной, видела, что эти глаза никогда не улыбаются: словно в них притаилось что-то неведомое, ощетинившееся и дикое.