Год моего рабства - стр. 20

— Что он делал?

Финея надула губы:

— А ты глаза разуй, дура сострадательная! Не видишь? — Она хохотнула: — Ничего, скоро сама насмотришься сюрпризов. Мой — не самый плохой вариант. Ломает лишь тело. Раз за разом одно и то же. Пока не надоест. — Она делано скривилась: — Так себе фантазия. Гораздо хуже те, кто добирается до нутра.

— Что ты имеешь в виду?

Финея уже не выглядела такой больной и раздавленной, даже приподнялась на подушке:

— Заставляют испытывать иные чувства…

Она картинно закатила глаза, а в лице вдруг мелькнуло что-то едва уловимое, сальное, нарочитое. Отвратительное. Я видела подобное на лицах уличных проституток. Вызов. Будто всем своим видом они хотели выкрикнуть: «Смотри, какая я конченная! Смотри и ужасайся».

Финея уставилась в упор, ясные глаза наполнились нездоровым лихорадочным блеском:

— Стыд… Желание… Наслаждение от того, что они делают с тобой. И вот тогда ты, свободная, становишься настоящей рабыней, готовой ползти на коленках за своим господином. На брюхе. По собственной воле. Терпеть все, что он пожелает. Столько, сколько он пожелает. — Она вытаращилась еще пристальнее, будто боялась пропустить мои эмоции: — В этом и есть настоящий смысл нашей свободы — в урожденных рабынях нечего ломать. Понимаешь?

Кажется, я ее разочаровала своим равнодушием. Лишь покачала головой:

— Это какой-то бред. Так не бывает.

Она снова показно усмехнулась, будто я нанесла ей личную обиду:

— Значит, ты просто не знаешь, какую власть может получить мужчина над женщиной. Без всякого седонина. У тебя, небось, и парня-то не было. А? Совсем не знаешь, да?

Что-то злое, горячее всколыхнулось в груди:

— А ты будто знаешь!

Она пожевала губу, помолчала. Кукольное лицо вдруг переменилось. Финея вновь стала милой и симпатичной, а меня наполнила уверенность, что именно сейчас она настоящая, какая есть. Остальное — маска, за которой она пытается спрятать свою боль.

Финея опустила глаза:

— Я видела. Однажды... — Она надолго замолчала, будто рылась в воспоминаниях. Нахмурилась. — Знаешь, о чем я теперь постоянно думаю? Радуюсь, что это не я. И уже не буду. Так что, надеюсь, и твой окажется ублюдком, у которого встает только на крики. Иначе я тебе не завидую, подруга.

Я сглотнула, пораженная скорее интонацией, чем словами, опустилась на край кровати:

— Ты давно здесь?

— Давно. Но точнее не скажу. — Она окинула взглядом тотус: — Сама понимаешь. Уверена, ты уже тоже сбилась.

Я обреченно кивнула:

— Сбилась… И каждый раз вот так? Как ночью?

Губы Финеи изогнулись, но теперь эта едва заметная улыбка была просто грустной: