Год моего рабства - стр. 21

— С каждым разом хуже. Больнее. — Она улыбнулась чуть шире: — Но тебя, может, и не будут так штопать…

Я опустила голову, промолчала: один раз уже заштопали.

Финея вдруг подалась вперед, голубые глаза вновь лихорадочно вспыхнули. Даже на бледных щеках едва заметно проступил румянец.

— Знаешь, в чем плюс? С каждым разом становишься все более безразличной. И я лишь больше и больше убеждаюсь, что вот тут, — она слабенько стукнула себя в грудь маленьким кулаком, — панцирь. Его уже не пробить. Ни одному ублюдку! — Финея вновь отвела глаза: — Я работала на Саклине, у работорговца. В тот день хозяин уехал по делам, а меня оставил торговать. Ну, я и наторговала, — она снова истерично хихикнула.

— Что это значит?

— Этот чванливый выродок явился со своим управляющим. Искал девственницу. Ну, я и продала. А потом выяснилось, что девственница подложная. Торговца посадили за оскорбление высокородства, а меня… сюда.

Я покачала головой:

— Ведь это незаконно. Сюда — незаконно!

Она вздернула подбородок:

— А тебя законно?

Мы обе помолчали, каждая в своих мыслях.

Я заглянула в голубые глаза:

— Кто-нибудь сбегал отсюда?

Она посмотрела на меня, как на дуру:

— Это Кольеры, подруга. Здесь до соседнего сортира без провожатого с навигатором не дойдешь. Даже думать забудь.

— Неужели никто? Даже не пытался?

Финея вдруг ухватила меня за руку:

— Уходи, Пальмира идет. Не вздумай при ней даже заговорить о побеге. Запрут так, что вообще не вздохнешь.

Я порывисто обернулась, поймала серый настороженный взгляд и тут же вернулась на свою кровать, но имперка окликнула меня:

— Мирая, оденься и иди за мной.

Внутри все ухнуло:

— Куда?

Та поджала губы:

— Делай, что говорят. Живо.

Я посмотрела на Финею, на тревогу в ее глазах. Вновь взглянула на Пальмиру и покачала головой:

— Я не пойду. Не пойду!

Имперка поджала губы, ее лицо посерело:

— Не будь дурой. Не пойдешь сама — поволокут силой. Ничего хорошего не выйдет. Одевайся, как друга прошу. Иначе мне придется позвать вальдорцев.

Нет… Пальмира не была мне другом. Я медлила. Но прийти собственными ногами туда, где со мной могут сотворить то же самое, что с несчастной Финеей… Знать, что пришла сама, склонила голову перед этими ублюдками… Вот это — самое дно!

Я сглотнула пересохшим горлом, задрала подбородок:

— Не пойду.

Пальмира вздохнула:

— Прости, девочка, но ты меня вынуждаешь.

Она отошла на несколько шагов и кивнула в сторону.

Меня скрутили, как ребенка, и поволокли из тотуса прямо в сорочке. Я не кричала но беспомощно дергалась в огромных ручищах вальдорцев, упиралась. Стоит ли говорить, что это не имело ни малейшего смысла? Пальмира больше не сказала мне ни слова, лишь семенила по коридорам впереди, сверялась с навигатором. Коридоры, переходы, лестницы. Наконец, мы остановились перед простой серой дверью, и створка с шуршанием поехала в сторону.