Год моего рабства - стр. 22

9. 9

Меня втолкнули в помещение, я бегло огляделась и попятилась к двери. Лигура невозможно было ни с кем перепутать. Я осталась один на один с чудовищем в маленькой комнате с голыми стенами, узкой кроватью и уборной за полупрозрачной перегородкой. Я замерла, не сводя с него глаз.

Кондор какое-то время смотрел на меня, скреб цепким взглядом. Прищурился, шумно выдохнул. А я глохла от ударов собственного разогнанного сердца. Он направился ко мне, и в горле пересохло. Я с ужасом поняла, что застучали зубы. Дикий животный страх. И при этом — жгучий неуемный стыд, который обдавал кипятком, все искажал, разливался ядом. Я не могла смотреть на лигура. Воображение тут же подсунуло его горячие руки, шарящие по моему телу, его язык у меня во рту. Я почти ощущала эти касания, чувствовала его запах. Страх смешивался с едва уловимым острым томлением, которое простреливало тело микроскопическими разрядами. Он будто поставил на мне клеймо, которое невозможно стереть, и сейчас оно горело от его присутствия. Я прислонилась к двери, чтобы найти опору. Пальмира говорила, что я должна быть с ним осторожна. Очень осторожна. Впрочем, Пальмира могла наговорить что угодно — она служит рабовладельцам. Ей нельзя верить. Никому нельзя верить.

Лигур остановился в нескольких шагах, оглядел меня с ног до головы, и я поежилась под этим взглядом. Невыносимо. Он смотрел на меня, как на вещь. Свою вещь. Безоговорочно свою. Колот, все те имперцы в креслах — все было не то. Их взгляды обезличивали, унижали. Этот — уничтожал и подчинял. И именно под этим взглядом я, как никогда, чувствовала себя слабой женщиной. Уязвимой и хрупкой. Беспомощной перед чужой силой.

— Что в тебе такого, Мирая?

Я содрогнулась от звука тихого голоса. В нем сквозили угроза, злость. И неподдельный интерес. Не думаю, что Кондор хотел ответа.

— Что в тебе такого, что мои мысли снова и снова возвращаются к тебе?

Я молчала. Что я могла ответить? Лишь смотрела, как на источник опасности, не в силах опустить глаза. Казалось, ослаблю внимание и тут же погибну.

Он какое-то время молчал, приблизился вплотную и смял темными пальцами мой подбородок. До ломоты.

— Отвечай.

Я сглотнула, упираясь руками в его грудь:

— Я не знаю. Ничего.

— Не знаешь… — он шумно выдохнул, внезапно отстранился, и я испытала настоящее облегчение. — Я видел, как ты торговалась с Колотом. Это было смело. Выходит, ты смелая?

Я снова молчала, и это злило его.

— Отвечай, когда тебе приказывают. Так ты смелая?

— Нет.

Он какое-то время смотрел на меня. Молчал. Невыносимая пытка. Наконец, снова приблизился, и внутри все оборвалось.