Год моего рабства - стр. 19

Я сглотнула, стискивая зубы:

— Со мной будет то же самое?

Пальмира молчала какое-то время:

— Этого никто не знает — даже сами держатели. Все решает желание гостя. Но не обольщайся: нежным и ласковым господам нет никакого смысла связываться с Кольерами.

Я вновь посмотрела на Финею. Та с трудом облизала пересохшие губы, но глаз не открывала. Я пыталась представить, что с ней делали, чтобы довести до такого состояния, но мое воображение едва ли могло это вместить.

8. 8

Все это было за гранью моего понимания. Ночью, сквозь беспокойный сон, я слышала, как Финея стонала. Тихо, жалобно. Девушки, проснувшись, старались не смотреть на нее, кидали быстрые взгляды и тут же отводили. И мне было непонятно, почему никто из них не хочет поддержать ее хотя бы словом.

Она лежала с открытыми глазами, смотрела в потолок. Потом протянула слабую руку и взяла с маленькой тумбочки у кровати стакан с водой. С трудом приподнялась, стараясь поднести питье к губам, но лишь расплескала себе на грудь.

Я сбросила одеяло, сунула ноги в туфли и подошла. Вытащила стакан из ее неловких пальцев, подтянула вверх подушку, чтобы она смогла наклонить голову:

— Пей, я подержу.

Я не увидела в ее светлых глазах благодарности. Скорее, злость. Но помощь она приняла. С жадностью осушила стакан, обмякла. Руки легли вдоль тела плетьми. Финея не сводила с меня стеклянный взгляд, и я увидела, как ее пухлые губы презрительно кривятся:

— Жалеешь меня, да?

Я простодушно кивнула:

— Жалею.

Ее лицо стало еще отвратительнее. Трогательная миловидность сменилась едкой желчью.

— Ну и дура.

Я не ожидала такого ответа. Должно быть, она все еще была не в себе.

Я пожала плечами:

— Почему?

Она приподнялась через силу, натянула одеяло на грудь:

— Думаешь, тебя тут кто-то будет жалеть?

Я опустила голову:

— Не думаю.

— Ну, вот и засунь свою жалость себе в задницу, пока туда не засунули безразмерный член. А то места не хватит.

Я какое-то время молчала, смотрела на нее. Как меняется ее лицо.Будто опадает маска, и Финея вновь становится трогательной и печальной. Мне впрямь было жаль ее.

— Зачем ты это говоришь?

Она вновь скривилась:

— А ты надеешься, что будет иначе?

Я ничего не ответила. Смотрела на ее руки, замечая, что рубцы побледнели, стали нежно-розовыми.

— Кто все это сделал с тобой?

Она недоуменно повела светлыми бровями:

— Мой господин. Кто еще?

— Кто этот ублюдок? Ты знаешь?

Она отвратительно расхохоталась, будто давилась, но резко успокоилась и прошипела совсем тихо:

— А какая разница? Разве здесь есть какой-то толк от имен?

Наверное, она была права. Имя — всего лишь звук. Имя не меняет сути.