Эрон - стр. 14

Зима тянулась как больничный сон, сквозь жизнь шел крупный холодный снег, подлетая к сердцу, он отливал красным. Она выросла на юге, и метель в марте – когда в Ростове сияют цветущие абрикосы! – наводила зеленую тоску. Только в начале нового лета она наконец смогла бросить вызов матери. В тот воскресный вечер они с Зайкой, дочерью Ирмы, поехали на дачу польского посольства на журфикс под открытым небом. Зайка сидела за рулем симпатичного жука-«фольксвагена». Денечек выдался полным солнца и высокой синевы, и Лилит вдруг, как зверек, очнулась от зимней спячки. Вот где ее броская внешность никого не шокировала, а, наоборот, восхищала. Машины, миновав железные ворота с постом охраны, проезжали под живым навесом из переплетенных веток и, развернувшись вокруг большого газона, останавливались на стоянке автомобилей. Дверцу авто открывал молодой солдат в забавной конфедератке. Справа от дачи, на изумрудной лужайке, под тремя раскидистыми кленами в живописном беспорядке стояли круглые белые столики, окруженные ажурными стульями. Вокруг пестрели фигуры гостей. За длинным столом под снежной скатертью торчали два официанта, готовые налить гостю вино в ясный бокал, а стол был уставлен легкими закусками, бутылками и цветами. Лилит явилась раскованно и непринужденно. Красота ее сразу оказалась в центре внимания, а отличный английский и неплохой польский наконец пригодились на практике. Она выпила шампанское и вдруг опьянела легким пожаром свободы. Она не посоветовалась с Зайкой, что надеть, и на свой страх и риск облачилась в джинсовую мини-юбочку, натянула через голову грубый свитерок-лапшу. Плюс малость косметики, блеска для губ и для ногтей в цветастую крапинку, яркой бижутерии, на лоб итальянские зеркальные очки в оправе из белой пластмассы – и на свет появилось юное очаровательное существо с улицы, с модной стрижкой «Гаврош». Правда, на журфиксе под зелеными кронами царил другой стиль тогдашнего времени – «яхтсмен»: белые блейзеры с синими брюками, синие пиджаки с белыми юбками-плиссе. Еще вчера бы Лилит запаниковала, ее прикид никак не вписывался в этот капитанский стилек, но сегодня она вдруг опьянела и стала свободной. Отвяжись от себя! Вдобавок она минут десять любезничала с юношей в белейшего цвета блейзере, не придала значения его белой бабочке, а когда тот вдруг профессионально подхватил с тележки поднос с коктейлями и предложил ей что-нибудь выбрать, она прыснула от смеха: ты кокетничала с официантом, дуреха! Но минута настала – она все же смутилась. Зайка представила ей француза Робера Фарро, высокого мужчину с романтической внешностью под Алена Делона… может быть, на нее упала тень того чувства, которое называется любовью с первого взгляда? Но Лилит никогда не собиралась идти на поводу своих женских чувств. И разом внутренне насторожилась. Ясно же, что он женат. Вот и обручальное кольцо на руке… Что с тобой, остолопка? Робер неплохо говорит по-русски. Он живет в Париже. И надо же, сразу оказал Лилит самые лестные и серьезные знаки внимания. Минут через десять Зайка вернулась с разведки и с фальшивой улыбкой шепнула, что он женат на советской, а работает экспертом по графике в европейском отделении лондонской «Сотбис». Пустой номер! Но Робер был явно взволнован, он как-то недоверчиво оглядывал прекрасную снегурочку с глазами морской русалки, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, растает снежком в мареве знойного дня. И так же в полном смятении чувств оглянулся вдруг на женщину с белым лицом, которая смотрела на них ужаленным взглядом. Это была его жена с мужским именем Алик. Наконец она встревоженно подошла – их обоюдная взволнованность не могла укрыться от глаз. Почувствовав столь мгновенную победу над мужчиной, не зная еще, что ей делать с его чувством, Лилит между тем протрезвела и принялась исподволь тщательно изучать Алик, еще не зная зачем и с какой целью. Та была, конечно, намного старше Робера, но удивительно хороша собой. И еще у нее был безукоризненный вкус. В модном платиновом парике, с перламутровой гладкой кожей, с большим коралловым чувственным ртом… Пожалуй, впервые в жизни Лилит повстречалась с соперницей. Все ее прежние победы в школе были тут же развенчаны, даже торжество над раскрасавицей Женькой Кивель. Женька была непроходимо глупа, и тем самым красота ее оказывалась безоружной. Тут же совершенно другое – ум, элегантная женственность, шарм, культура. И все же – дьявольским нюхом на паленое – Лилит почувствовала, что Робер устал от ее превосходства, что Алик, понимая это, обреченно настаивает на высоком уровне чувств. Разумеется, Лилит никак не выдала своей проницательности, а ни взволнованный Робер, ни смятенная Алик, конечно же, не могли заподозрить в этом юнце женского пола столько холодной трезвости – вот куколка играючи попивает молочный коктейль, вот прелестница объедается мороженым с винными вишнями и выплевывает с бесстыдным вызовом косточки на траву, глазея, как Алик воспитанно выдавливает из губ махровый кругляшок сначала в ложечку, а затем опускает трофей в блюдечко, которое ставит на поднос. Да вы буржуа, советская леди! Мужу и жене нужно было срочно поговорить, словно случилось нечто внезапное, но Лилит не захотела отпускать Робера от себя ни на шаг. Она тишком наслаждалась двойной вспышкой столь ярких чувств, не желала выпускать инициативу из полированных ручек и ослабила хватку только после того, как он назначил свиданье. Уже на следующий день Робер в ресторане признался в любви и пылко увлек к себе на Ленинский проспект, Лилит еще ничего не решила, и все же… все же, но как же была она удивлена, когда дверь в квартиру открыла Алик – она ждала их! Дальше события развивались и вовсе нежданно. Робер оставил соперниц вдвоем и не просто оставил, а тут же ночным рейсом улетел в Афины. Взвинченная своим решением отдаться Роберу, девственница перевела дух и с облегчением смятения вошла в новую ситуацию, хотя не могла понять, что происходит. Не могла, но по инерции чувств решилась дождаться любого конца. Алик показала шикарную квартирку – оказалось, что это их московское жилье, здесь она жила до замужества – достала вино и почти напилась практически в одиночку, показывала парижские слайды. И все говорила, говорила о Робере. Лилит между тем, перепробовав вин из всех иностранных бутылок, выбрала шоколадный австрийский ликер «Clenfiddich». У этого вина была густота райского меда. Сторожевыми глазами она следила за каждым движением Алик, пытаясь понять, что, в конце концов, происходит меж ними. Сегодня она еще раз оценила, как хороша Алик и каким соблазнительным комфортом окружено ее тело: гостиная в желтых китайских тонах, груды свежих шафранных роз в напольной вазе из розовой яшмы. Чем ближе вещи подкрадывались к Алик, тем изящнее они становились: плоская коробочка сигарет «Luxury Mild», тонкие дамские сигаретки с черным фильтром в золотых полосках от зебры, браслет часов «Rollex» из крокодиловой кожи, невиданные кольца на острых пальцах в виде геометрических фигур: ромбы и пирамиды из фиолетовой массы. Алик встретила гостью в лилейной лайковой куртке, надетой поверх брючного костюмчика, и в шапочке Джульетты из перекрученных позолоченных нитей в молочных каплях мелкого жемчуга. Жизнь вокруг Алик излучала комфорт богатенькой европейской женщины, и Лилит мысленно, но без умысла, примеряла на себя и эту квартирку с нежно-фиалковой ванной, и ту парижскую со слайдов, двухэтажную в престижном районе недалеко от самой Плас де ла Конкорд, с витой лестницей и просторной верандой с ухоженным цветником. Детей у Алик с Робером не было. Сама Алик, правильнее Алис, оказалась из семьи дипломатов, училась в Лондоне, а познакомилась с Робером в больнице, куда угодила после аварии в парижском туннеле во время каникул. Слава богу, отделалась синяками… В те дни Робер приходил навещать больную мать, примадонну столичной оперы, красивый, как Аполлон, и загадочный в своем пристрастии к консерватизму во всем – в одежде, в поведении, в отношении к женщине… он долго и церемонно добивался Алис… Она как бы уступала сопернице свои права на Робера! Она делилась уроками собственных чувств –