Эрон - стр. 12
Ирма пыталась понять, что переживает сейчас эта красотка с васильковыми глазами из яркой синьки. В душе Ирма боялась таких длинноногих соперниц, но казалось, что матовое лицо Лилит излучает только чистоту юности. Хозяйка даже пошла на подлог, ведь племянница генсека уже была замужем, но личико куколки оставалось нетронутым чувствами, и ее злила такая идеальная выдержка. Для Лилит же слова строгой матроны с крупными бриллиантами в волчьих ушах были давным-давно пройденным уроком души. Она сама все это знала и без слов и, пропуская нравоучения мимо ушей, про себя любовалась дивной русской гончей, которая лежала на диване из хромовой кожи, положив узкое осетриное рыло на тонкие кудрявые лапы. Гостья вдыхала двумя ноздрями роскошь этого места обитания жизни, где тесно от прекрасных вещей, где вышколенный официант – слуга в доме! – расставляет кофейные чашки и сверкает позолоченным перламутром из рук, одетых в перчатки. «Все это моё», – думала Лилит как бы вообще.
В Москву с госдачи их увезли на черной «Волге» с плотными шторками на заднем окне, в таких автомобилях возили только правительственную элиту страны. Машина с голубой мигалкой на крыше властно шла на красный свет светофора, и Лилит льнула рукой к стальной боковой ручке, наслаждаясь черным махом авто. Власть была пока тем единственным, что ее возбуждало. Вот оно! Сталь, поддаваясь напору пальцев, становилась мягкой как глина. У Лидии Яковлевны разболелась голова: сестра оказалась умней, чем она предполагала. Кроме того, красота дочери перед глазами кровоточила в ней страхом собственной старости, вот сейчас она чувствовала, что у нее дряблая шея общипанной курицы.
Осенью, чуть ли не в тот же день, когда Ева Ель соберется однажды хоронить свою черепашку на окраине Метрополиса, в самом начале бархатного сезона Лидия Яковлевна повезла Лилит в Крым, в татарское местечко под Симеизом, в закрытый санаторий Совета Министров, где отдыхали крупные чиновники госаппарата в ранге не ниже уровня замминистра. Мать спешила: дочь была в самом расцвете соблазна. С погодой повезло, за месяц ни одного хмурого дня! Санаторий располагался в белоснежном особняке на макушке виноградной горы, построенном в середине ХIХ века для кого-то из членов императорской семьи. Лилит восхитил лифт, который шел из холла прямо к подножью горы на закрытый пляж к морю. В лифт разрешалось входить в пляжной одежде, и странно было видеть среди пестрых купальников и голых спин лифтера с затравленным лицом лакея в глухом черном костюме. Уже на второй день мать остановила свой выбор на Иване Алексеевиче Павлове и сумела кстати познакомить его с дочерью. Лилит несколько дней изучала этого вымотанного на службе рыхлого человека с несимпатичными рыжими глазами: и. о. министра, вдов, трезвенник, дети выросли… в общем, как бы и подходил, но ей показалось, что Павлов смешон и простоват. Внешне подчиняясь диктату матери, она сделала все, чтобы втайне его отпугнуть. Сделать это было легко: Лилит потрясающе смотрелась на фоне дебелого дамского большинства. Здесь давно не видали таких хорошеньких блондинок с осиной талией и глазами немецкой куклы. Бабы были тут тертые, и на Лилит разом упала тень общей неприязни. Павлов не мог этого не заметить, дерзкое алое бикини пляжной спутницы тоже смущало. Он был из бабников, но в санатории царил дух чинного пуританства. Если бы такая девочка оказалась на пляже без матери, он бы, пожалуй, рискнул на курортный роман, но мать на страже писаной крали разом меняла все дело. Кроме того, Павлов отдыхал с собственной дочерью, которая была ровесницей раскрасавицы. И Лилит – в пику матери – сделала все, чтобы с ней подружиться. Долговязая Лия была некрасивой неприятной девчонкой с такими же рыжими глазами, как у папаши, расположить дурнушку было непросто. Она завидовала красоте Лилит и ревновала к отцу. Но она не выносила одиночества, а в этом привилегированном местечке сверстников больше не оказалось. Лилит стала учить Лию играть в большой теннис, высмеяла отцовский флирт и тонко переключила ее ревность на собственную мать. Лидия Яковлевна не сразу раскусила поведение дочери, например, то, что в дружбе двух сверстниц нет и намека на должные отношения между вероятной падчерицей и будущей мачехой. Несколько раз они убегали вечерами из курортной скуки чиновников в компанию местных пляжных спасателей на лодочной станции. Пили густо-красную терпкую «Гамзу» из круглых бутылей, оплетенных полиэтиленовой сеткой. Грелись у костров волосатых хиппи на ночном берегу. Ели черный виноград, от которого синей смолой красились рты. В двух шагах от ноги шептал прибой, шуршал сырой галькой и пятился в черноту. Ноздри девушек щекотал больничный душок йода от водорослей. Быстро пьянея, Лия забывала ревность к чужой красоте и уже сама любовалась этой снежноголовой русалкой с перламутровыми очами. Ей и в голову не могло прийти, что неприступная Лилит может завидовать тому, как Лийка бесцеремонна со своим телом, как открыто, грубо, бесстыдно она подчиняется рукам мужчины и уходит вдвоем купаться нагишом в лунную воду. Каждая такая вылазка кончалась для Лилит скандалом с матерью.