Долгий путь в никуда - стр. 51
Напихав сырков, Авдеев стал их давить, разминать кулаками, а остальные подошвами ботинок. Не знаю как там сырки, а яйца Красавицы точно в яичницу болтушку сбили. От боли, стыда на Каменева накатил приступ психопатии. Раскидав бычков, он вырвался, доведя задуманный им манёвр до конца, загнав себя в класс, откуда вырваться уже не мог. Его дразнили, отвешивали пендели, а он стоял в углу, рядом с книжным шкафом, затравленно оглядываясь. Он рычал сквозь слёзы. Уверен, лиц, издевающихся над ним бабуинов, он из-за пелены слёз, наползающих на глаза, не видел. С него сорвали пиджак, из внутренних карманов которого выпали несколько пакетиков «Медка». Чижов под общий шумок быренько их прикарманил. А в это время Каменев сорвался с цепи. Схватил парту поперёк и начал ею размахивать. По здравому размышлению, оценивая его действия по прошествии многих лет, скажу: надо иметь недюжинную силу, чтобы вот так обращаться с неудобным, тяжёлым предметом. Но касту его действия не впечатлили, они лишь усилили напор, оттеснили Каменева к окну, прижав этой же самой партой. Прекратила избиение учительница английского языка, вошедшая в класс. Бычата сделали вид, что ничего и не случилось. А? О чём это вы? Растерзанный Каменев вернулся с партой на место, а учительница предпочла не обострять, сделав вид, что ничего не заметила.
Трофейную сухую шипучку Лёня решил употребить прямо на уроке, в одну харю. Его дружок Хмелёв сидел на английском впереди с Аистовым, а Чижом наслаждался независимостью, балбесничая за партой один. Через пять минут, после того как он сожрал четыре пакетика сухого желтоватого порошка, Лёня поднял руку. Учительница на его просьбу выйти, почему-то, может из чувства противоречия, ответила отказом. Гроза всех низших и слабых не посмел ослушаться. Правда, пыжился он не долго. Сдержаться ему всё равно не удалось.
Лёнечка блеванул. Да как! Того запаха мне вовек не забыть. Пытаться описать такое мерзотное ощущение – лишь зря слова тратить. Рвало его затяжными натужными «игами» – «Иииг Иг, Иг Ииииг». Под стулом, быстро набирая силу, растеклась, пуская бисер жемчужных пузырей, медовая прозрачная лужа. Училка выпала в осадок. Всё на что её хватило, вылилось в жалкую фразу своего оправдания:
– Что же ты ничего мне не сказал, Чижов?
Ха. А что он должен был сказать? Выпусти меня, стерва, а то сейчас блевану! Но так вышло лучше, а я остался вполне доволен.
На следующий день нас всех, коллектив учеников в полном составе, собрали после уроков в классе так любимой мной литературы и русского языка. На повестке дня стояли два вопроса. Первый поведения бычат. Стасик на них стуканул. Его мучали с месяц – меньше, чем меня, – и он дальше терпеть не захотел. Второй вопрос стал для меня неприятным сюрпризом-откровением.