Дневник - стр. 94
Рюкзак за спиной дернулся, ты почти пропел мне: «Не тупи. Скажи, что не видел».
– Нет, Наталья Николаевна, я не видел его. – Я сглотнул.
– Ты хорошо подумал? – Она сощурилась и, казалось, заглянула прямо в душу. Казалось, она знала, что я ее обманываю.
– Д-да.
– Понятно. – Она взглянула на часы, переливающие золотом на солнечных лучах. – Сидите тихо. Хотя бы не орите. Хорошо?
И поторопилась выйти, четко следуя указаниям директрисы. Ее класс сидел за партами, не считая одного ученика, а значит, нужно было спешить в кабинет Валентины Рудольфовны. Она вышла, оставив дверь приоткрытой.
Как только ее шаги скрылись в длине коридора, класс окатило непрерывным общением почти тридцатью воодушевленных, переполненными бурями эмоций учеников. День выдался запоминающимся для каждого, ведь помимо пропущенных занятий, прогулки во дворе школы, ожидания ее скоропостижного сгорания, исчезновения с лица земли, был еще замечен, увиден труп бедной уборщицы. Это было страшнее любого фильма ужасов, только в отличие от фильмов, никто не закрывал глаз, улицезрев раздавленное, перемоловшееся в кашу лицо бабули с открытыми глазами, наблюдающими за каждым и не видящими никого.
– По-честному… кто-нибудь видел Сашку? – спросила Марина Фокалова.
Ей никто не ответил, ведь во всем классе только я один сидел молча и слушал остальных.
– Кто-нибудь хочет еще раз посмотреть, как Козлов прыгнул на носилки? – громче остальных спросила Света Самунец.
Вот ее услышали все, заверещали и подбежали к парте, за которой она сидела вместе с Костей Мухиным. Ему, кстати, не повезло – его чуть не задавили его же школьные друзья, окружившие со всех сторон и надавившие кучей. Он истошно заорал, и куча ослабла.
Оказывается, в классе телефон есть не только у меня. Оказывается, он есть почти у всех. Оказывается, не только я снимал Козлова. Оказывается, Света Самунец превзошла меня в операторском искусстве, начав запись сразу после эвакуации из класса и закончив возвращением в класс.
Она запустила видео, по просьбе товарищей перемотала на ключевой момент, добавила громкость.
Класс содрогнулся.
Костя блеванул, Маргарита блеванула, Нелли описалась. Судя по запаху, кто-то обкакался. Может, я ошибся. Может, кто-то просто пернул от страха.
Все разбежались по углам и вжались в стены, лишь бы быть подальше от заблеванной парты Кости и Светы, быть подальше от непереносимой вони. Макс Дронов, единственный, на мой взгляд, адекватный одноклассник, схватил с подоконника два горшка с цветами и вывалил землю на парту и под нее, что бы уже та впитала содержимое чужих желудков, чтобы можно было хоть как-то убрать, как кошачьи экскременты из лотка с комкующимся наполнителем, блевотину. Что, впрочем, он и сделал через пять минут совком и метлой. На парте и на полу остались только разводы, которые можно было протереть влажной тряпкой или салфеткой. Пустые горшки с цветами (на корнях еще оставалось немного земли) Макс поставил на стол НН, вырвал лист из середины тетради, написал на нем «Извините нас, пожалуйста» и положил рядом с горшками. Благородный поступок.