Десятый самозванец - стр. 44
– Ну, деньги-то дашь? – требовательно спросил Федот, по-прежнему протягивающий руку.
– Да вон, в сумке-то и бери, – кивнул на седло Косткиного коня, а сам, между тем, вытаскивал из-под подпруги ножны…
Федот принялся развязывать тесемки, а Акундинов, спросил вдруг:
– Слышь, Федот, а атаман-то в шайке ты, али цыган?
– Ну, а тебе-то, что за корысть? – усмехнулся тот, кажется, даже и довольный тем, что в нем признали атамана.
– Да так… – хмыкнул Акундинов, – А стрельцы-то на самом деле были, аль нет?
– Были, да сплыли, – неопределенно ответил атаман, забираясь в сумку и, обнаруживая, что она пустая, изменился в лице: – Ты что, сволочь, позабавиться вздумал? Я те щас позабавлюсь, гаденыш. Кровью ссать будеш! Деньги где?
– Да тута они, – улыбнулся Акундинов, обнажив саблю и делая первый взмах…
Цыган умер первым. На него, жулика и прощелыгу, особой злости не было. Ну, с него-то что взять? Тимоха, взмахнул клинком и чиркнул кончиком сабли под черной кудрявой бородкой… Ром-Роман осел и захрипел, пытаясь закрыть руками широкую рану, из которой полилась кровь, заливая дорогую шелковую рубаху…
Атаман, кажется, не сразу и понял, что его будут убивать. Он, отступил чуток, улыбнулся и заискивающе спросил:
– Ты че, парень? Тимоша… Да мы же с тобой пошутковали малость, вот и все… Ну, не вернул бы ты деньги, никто бы тебя в холопы не стал продавать. Это ж мы так, для отстрастки… Ну, не принес бы ты деньги, так мы бы все обговорили, да миром бы порешили… Ну, нечто мы не люди крещеные?
Глазенки Федота, между тем, бегали и, опасаясь, что бы тот не ударился в бега, Тимофей рубанул его саблей по выставленной коленке. Атаман, завопив дурным голосом, упал на свежий снег, пачкая его кровью…
– А ну, замолчи, сука! – приказал ему Тимофей, рубанув по второй ноге… – Никшни, сволочь…
Атаман послушно замолчал, потом, поскуливая и, оставляя за собой колею в мокрой от дождей и снега земле, пополз. Тимофей, нагнав его, ударил каблуком в спину, заставив остановиться, а потом, двумя сильными пинками в бок, перевернул на спину.
– Больно? – спросил Тимоха, заглядывая в глаза раненому. – Ну, а как ты-то меня бил, вспомни… Мне-то, не больно было?
– А-а, – закивал тот, глядя глазами, полными слез. – Прости ты меня, Христа ради! Ну, крест целовать буду, холопом твоим стану!
– Вишь, до чего же вы меня довели-то, паскуды! Был ведь, добрый человек. Приказной. В почете, да в уважении. А теперь? Тать и убийца…
– Тимоша, отпустил бы ты меня, Христом Богом прошу, – преданно заскулил раненый. – Я тебе весь проигрыш возверну. Вот те, истинный крест!