Что лучше денег? - стр. 8

Она стала рассматривать меня, склонив голову набок.

– Глядя на тебя, можно подумать, что ты привык подставлять свое лицо под удары.

– Это точно! – Я отвернулся снова к пианино и начал наигрывать «Это, должно быть, ты». Ее замечание смутило меня.

– Я слышал, Вильберу припаяли двадцать лет…

– Скатертью дорога! – Она сморщила нос, гримасничая. – Надеюсь, я отвязалась от него надолго. В Нью-Йорке пописáл5 двух полицейских. К его счастью, они остались живы. Этот коротышка великолепно владеет перышком6.

– Должно быть.

Сэм подошел к ней и посмотрел вопросительно.

– Закажи что-нибудь, – сказал я, – или тебя выставят.

– Ты угощаешь? – спросила она, приподняв брови.

– Нет. Или заказывай или уходи. Она заказала кока-колу.

– Давай сразу договоримся: платишь сама. Я не могу себе позволить такую роскошь – угощать тебя.

Она тупо уставилась на меня.

– Спасибо за откровенность, жмудик7.

– Это идея… Жмудик… Отныне это мой псевдоним, детка.

Я начал играть «Тело и душа».

Получив свою порцию шрапнели в лицо, я потерял всякий интерес к женщинам, точно так же, как и к работе. Было время, когда я бегал за девчонками, подобно многим парням в студенческие годы, но сейчас это меня не трогало. Те шесть месяцев пластических операций выхолостили меня: я стал бесполым существом-зомби. И меня это устраивало вполне. Неожиданно до меня дошло, что Рима тихонько подпевает. И после пяти-шести тактов я почувствовал, что у меня по спине пошли мурашки.

Это был необычный голос. Абсолютно мелодичный. Невероятно тонко отражающий ритм и чистый, как звон серебряного колокольчика. Меня поразила и увлекла эта чистота голоса. Я устал от хриплых и глухих голосов, которые стонут, шепчут и рычат со множества дисков.

Я играл и слушал. Она сразу прекратила петь, когда появился Сэм с кока-колой. Он ушел, а я повернулся и уставился на нее.

– Кто научил тебя этому?

– Петь? Никто. Ты называешь это пением?

– Да, это пение. А можешь в полную силу?

– Громко, что ли?

– Громко, громко, черт побери!

Она пожала плечами.

– Давай громко…

– Тогда начали… «Тело и душа»… во все горло!

Она с явным изумлением и недоверием посмотрела на меня.

– А меня не выкинут отсюда?

– Начинай, и громко! Если получится хорошо, можешь быть спокойна. А если плохо… то мне наплевать, выгонят тебя или нет.

Я заиграл.

Я просил петь ее громко. Но то, что выходило из ее горла, – потрясло меня… Да, я ожидал чего-то необычного… Но этот серебряный звук с такой силой полоснул монотонный гул, стоящий в баре… как лезвие бритвы – тонкий шелк… Первые три такта – и гул прекратился. Даже бакланы