Брат мой Авель - стр. 34
– Тебе наложили повязки… Я так понимаю, рана оказалась легкой… – В тоне отца слышалась приятная Авелю озабоченность.
– В физическом смысле ран нет, – проговорил Авель. – Я дал согласие отправиться сюда, потому что… потому что… это безумие…
Отец выдохнул, тяжело опустился на постель рядом с ним и проговорил:
– Да, я знаю. Тут двое ваших из «Кракена». Один всё время молчит, а другой… Это страшная война случилась с нами. Страшная.
Они очень похожи, отец и сын Гречишниковы. Оба среднего роста, но коренастые, с широким и тяжёлым костяком, с обильными светло-русыми шевелюрами на головах. Их похожесть не ограничивается внешним сходством. Авель чуть более хрупкий, ранимый, чувствительный, но такой же решительный, твёрдый. Мужик.
– Наше поколение шестидесятников пережило многое. Как там поёт этот татарин на лицо, но с фамилией хохляцкой? «Раньше был ты хозяином империи, а теперь сирота»? Так вот, мы – поколение сирот – хотели, чтобы у наших детей, бумеров, жизнь была посчастливей нашей, и перестарались…
Авель пожал плечами:
– Разве можно быть слишком счастливым? – проговорил он. – Счастье либо есть, либо его нет. Разве можно быть слишком счастливым?
– А ты помнишь, как говорила твоя бабушка? Всё есть, а счастья нет – так говорила она. Счастье – это нажраться хорошей еды, если ты голоден, а не лопать деликатесы каждый день. Счастье – это как следует отдохнуть после плодотворного труда, а не нежиться весь день напролёт семь дней в неделю. Когда нечего хотеть, разве это счастье? От такой жизни человек становится вялым, инфантильным, тупеет. Это с одной стороны. С другой – он боится утратить привычный комфорт, а потому… Крысы в таких условиях перестают размножаться. Я в двадцать пять лет первый раз стал отцом, и это не рано. Тебе тридцать, и мне бы хотелось узнать: где твоя женщина?
Авель вспыхнул. С одной стороны, он был счастлив тем, что через столько лет его суперзанятой отец вдруг заговорил с ним по-человечески. С другой…
– У мужчины должна быть постоянная женщина, – проговорил отец. – Хотя бы одна…
Отец прервал сам себя на полуслове, задумался о чём-то. Кожа на его лице собралась складками, губы сложились в забавную гримасу, и Авель вдруг понял, что очень-очень, больше чем кого-либо на свете, любит этого человека.
– Ты сказал «хозяин империи»…
– Да…
– Мне не совсем понятно, какую империю ты имел в виду.
Лицо отца разгладилось, снова сделавшись обычным – замкнутым, непроницаемым.
– Ту самую, которую имел в виду Юрий Шевчук. Удивлён? Все шестидесятники, да и семидесятники тоже – о стариках я уж и не говорю! – дети совка. Все мы, от Алексея Николаевича Косыгина до самого распоследнего вора, в прошлом – хозяева империи.