Бездна зверя - стр. 6
Если мне срочно нужны деньги, я предпочитаю возить мужчин, которые платят банковскими картами. Если мне нужно общение, я выбираю женщин, которые хотят расплатиться наличными. Тем, кто мне особенно понравился, я даже могу сделать скидку или отпустить вовсе без оплаты. Так случается нечасто, но я также нечасто выхожу в рейс. Больше от скуки, чем из-за нужды. Я сдержан в финансовых тратах, как стараюсь быть сдержан во всём. Таково моё кредо, которое позволяет мне оставаться тем, кем являюсь.
Закрыв дверь на ключ, я вышел из квартиры, спустился на половину пролёта вниз по лестнице, вызвал лифт, вошёл в него. У лифтов есть оно загадочное свойство: на несколько секунд они запирают наедине подчас совершенно незнакомых людей, создавая вокруг них невидимый интимный флёр. Можно думать в этот момент о чём-то своём и дожидаться, когда вынужденное единение закончится. Но в любом случае в эти секунды особого выбора нет ни у кого. Телефоны не работают, пространство замкнуто, потолок давит низко над головой, свет тусклый и неразборчивый. Вы находитесь почти вплотную, почти соприкасаясь. Стоит только протянуть руку — и контакт неизбежен. Такси — тоже своеобразный лифт. Потому мне по нраву и то, и другое. Рулетка случайных встреч — пожалуй, единственная авантюра, которая приносит мне удовольствие. Всё остальное я предпочитаю планировать.
Впрочем, в лифте моего дома редко попадаются совсем незнакомые люди. Я неплохо изучил соседствующих со мной жильцов. Я живу на седьмом, а всего этажей девять. Сегодня на пятом этаже лифт остановился, и в кабину ко мне вошла девушка, которую я уже неоднократно видел. Невысокая, бледная, с рыжими буйными кудрями, которые она вечно стягивает в хвост на затылке. Удивлённые тонкие брови, круглые очки. Неизбывная смертельная усталость в глазах от работы в школе, где она преподаёт географию. Насколько я знаю, в разводе. Лет ей навскидку тридцать пять, но, возможно, и меньше, потому что одевается она безвозрастно и безлико, будто вечно стеняясь и за свой рост, и за возраст, и за своё семейное положение, и за очки, и за слишком большую грудь, несоразмерную с остальным телом. Оттого она постоянно сутулится и говорит вполголоса. Кажется, её зовут Елена. Я прочёл это имя исподтишка, когда она однажды перебирала какие-то документы в лифте, стоя ко мне спиной. Нефёдова Елена Николаевна.
— Доброе утро, — поздоровалась она сдавленно.
— Доброе утро.
Елена сделала шаг, привычно встала ко мне спиной, нажала на кнопку первого этажа. Я находился позади и рассматривал её впечатляющую талию и красивый изгиб бёдер, варварски стянутых уродливой коричневой юбкой, которая пыталась скрыть всю возможную красоту этого тела. Быть может, Лена сознательно хотела изничтожить свою сексуальность, дабы перевозбуждённые старшеклассники не домогались её на переменах и не пускали жадные слюни во время уроков. Однако, на мой взгляд, она явно перестаралась и напротив выставила сексуальным то, что не должны быть им по определению — свою недоступность и зажатость. Потому из всех моих соседей с наибольшим удовольствием я ехал в лифте вместе со скромной учительницей, застенчиво поправляющей свои ужасные очки и одёргивающей свои отвратительные бабские костюмы.